Командир полка и комиссар решили проблему с «пойманным» ими Подцоновым незамысловатым способом — перевели его в хозвзвод и отправили служить на свинарник, пообещав, что если он ещё раз отлучится из расположения полка, то его отдадут под суд военного трибунала и посадят всерьёз и надолго. Подцонов, конечно, пытался доказать свою невиновность, убеждая командира полка, что всегда был дисциплинированным военнослужащим и постоянно предоставлял самую точную информацию о жизни новобранцев, но его не слушали. Таким образом, от неприятностей, которые мне доставлял этот стукач, я был избавлен.
Васян и Ероха посмеялись вместе со мной над судьбой незадачливого шпиона и попросили, чтобы я рассказал им подробности моего нового приключения. Вечером, после отбоя, мы как обычно решили поболтать на ночь. Выслушав мой рассказ и от души посмеявшись над тем, как я убегал от собаки по ночному полю, Васян спросил:
— А что это за ерунда с гильзой и картошкой? Что значит эта дурацкая конструкция?
— Ну, как сказать, — протянул я. — Надо было с одной стороны, придумать доказательства того, что забор поджигал именно солдат. А как это сделать?
— Подбросить на место преступления что-нибудь военное, — угадал Васян, — например, стреляную гильзу.
— Правильно, — похвалил я его. — А с другой стороны, надо было доказать, что забор поджигал именно Подцонов. Как это сделать?
— Подбросить ему картошку с поля того крестьянина, — с усмешкой продолжил вечер вопросов и ответов Ероха.
— Правильно. А с третьей стороны, надо было, чтобы эти доказательства были связаны между собой и гарантировано привели от крестьянского забора к Подцонову. Для этого пришлось их соединить вместе. Так и получилась конструкция из картофелины, засунутой в отверстие гильзы.
Услышав такое рассуждение, Ероха прыснул.
— Тихо ты! — шикнул на него я. — Народ разбудишь.
— Но ведь это же бред какой-то, — усмехнулся Васян.
— Сработало же.
Подавив приступ смеха, Ероха сказал:
— Все эти доказательства яйца выеденного не стоят.
— Для суда, — возразил я. — Но ведь мне не в суд надо было Подцонова притащить, а только сделать так, чтобы ему стало не до меня.
— Да, — перевернулся на спину Ероха, — ему сейчас не до тебя. Он сейчас свиньям хвосты крутит.
— Ну, помогай ему бог, — вздохнул я. — Вот скажите лучше, друзья мои, как окно, через которое я должен был попасть обратно в казарму, оказалось закрытым?
— Это Васянова идея, — ответил Ероха. — Правда, здорово придумано?
— Неправда, — возразил я. — Зачем это вообще было нужно?
— После того, как ты ушёл, мне пришла в голову мысль, — начал объяснять Васян. — Ведь если бы ответственный или дневальный заметили, что окно не закрыто на задвижку, то утром они бы догадались, что это ты крестьянину забор подпалил. Вот я и решил, что лучше будет окно возле твоей кровати закрыть, а окно, возле кровати Подцонова оставить не закрытым. Тогда, если бы кто-нибудь заметил незакрытое окно, то подумали бы на Подцонова, а не на тебя. А чтобы предупредить тебя, я написал записку и прижал её оконной рамой, когда закрывал твоё окно.
— Гениально, — поразился я. — Да ведь если бы дневальный заметил незакрытое окно, то он его бы сразу закрыл. Я бы всё равно не смог попасть в казарму незамеченным.
— Ну, мы как лучше хотели.
— А если бы твою записку кто-нибудь заметил?
— Да кто там ночью окна разглядывать будет, — отмахнулся Васян. — Не усложняй. Скажи лучше, когда в увольнение собираешься?
— Никогда. Командир полка приказал меня гнобить, поэтому не видать мне увольнения, как своих ушей.
— Это ты зря. Увольнение предоставляет командир роты, а не командир полка, — принялся объяснять Васян. — И запретить увольнение могут, только если ты в чём-то провинишься. А ты у нас всё, в чём был виноват, искупил внеочередными нарядами. И, кроме того, папа Худовского поднял шорох из-за своего Вовы во всех инстанциях, так что командование полка теперь вынуждено делать вид, что соблюдает законы. Так что в ближайшую субботу мы идём в увольнение.
— Ага, — не стал спорить я. — Свобода, огни ночного города, пиво и девчонки. Я спать.
Ни на какие увольнения я, естественно, не рассчитывал. Да и не сказать, что мне уж очень сильно хотелось побывать дома. Что я там не видел? Бабушкиных пирожков? Или её уговоров бросить службу?
Первое увольнение
В субботу во время обеда Васян напомнил мне об увольнении. Я думал, что он уже забыл об этом разговоре, но казалось, что Васян действительно внёс мою фамилию в список увольняемых от его отделения. Я только отмахнулся. Но когда после обеда Сидоров, объявляя перед строем имена новобранцев, получивших увольнения, выкрикнул мою фамилию, я послушно вышел из строя. Это, конечно, было удивительно. Я посмотрел на стоящего в строю Васяна. Он улыбался от уха до уха. Но тут дошла очередь и до него с Ерохой. Сидоров выкрикнул их фамилии и они тоже вышли из стоя и встали рядом с остальными увольняемыми.