— Чего это? — не понял Ероха.
— Да брось, — откликнулся Васян. — Тебе я тоже рассказывал. Что из-за девчонки в армию пошёл.
— Ааа! — протянул Ероха. — Значит вылечился.
— С той завитой танкисткой, — добавил я.
— Ооо! — снова протянул Ероха.
— Ого! — передразнил его Васян. — Я же не ты. На девчонке не экономлю.
— Да неинтересна она мне была, — начал оправдываться Ероха. — Нет, правда. А ты теперь, в самом деле, уволишься? — спросил он у Васяна.
— Да нет. Срочную я отслужу. А то вы без меня тут пропадёте.
— А то придётся служить по призыву, как Худовскому, — напомнил я.
Так мы дошли до ворот части. А у ворот меня уже встречал дежурный офицер в сопровождении двух солдат.
— Рядовой Москалёв. Вы арестованы.
— Старая добрая традиция, — съязвил Васян. — Неизменная, как праздник первое мая.
— Следуйте за мной, — скомандовал офицер.
Мне не оставалось ничего, кроме как послушно поплестись следом. Что же это такое? Хоть вообще в часть не возвращайся. Натуральное издевательство. Офицер, вопреки моим ожиданиям, повёл меня не на гауптвахту, а в штаб. Что бы это значило?
Меня привели в кабинет командира полка, где за столом сидел комиссар военной полиции.
— Командир полка любезно предоставил мне свой кабинет для беседы с вами, рядовой Москалёв, — неспешно выговорил он, когда за мной закрылась дверь кабинета и я встал перед ним по стойке «смирно». — Или, может, лучше обращаться к вам «Неизвестный солдат»?
Это было трудно, но я сумел сохранить каменное выражение лица. Комиссар продолжил:
— Удивлены? А между тем в вашем возрасте пора бы знать, что ни одному преступнику не удаётся уйти от ответственности. Мы, правоохранительные органы, зорко следим за соблюдением законности и сурово наказываем виновных.
— За что меня арестовали? — спросил я.
Если он каким-то образом вычислил, что «неизвестный солдат» — это я, то следовало заставить его выложить как можно больше информации. Пригодится для будущей защиты.
— А вот не стоит ломать комедию, — сказал комиссар, откинувшись на стуле. — Выбор у вас весьма небогатый. Либо сотрудничать со мной, либо отправиться в тюрьму за угон флаера, разбойное нападение и дезертирство. И ещё поджог.
— Извините, господин комиссар, я не понимаю, о чём идёт речь.
— Будто бы? Ну, хорошо. Извольте. Вас сдали ваши, как бы это сказать, хорошие знакомые. Представляете, звонит на днях некий господин и спрашивает, что это за дело такое, о неизвестном солдате. Я, конечно, ничего ему не сказал, поскольку это закрытая информация. Но на всякий случай установил его личность. А вчера, вообразите, мне приходит информация о драке в одном из баров, в которой участвовали вы и дочь этого господина.
Комиссар, ухмыляясь, глядел на меня. Я в ответ смотрел прямо на него, вытянувшись в струнку. Выходит, отец Лизы, сам того не желая, подставил меня. Блин. И что теперь делать? Сделав многозначительную паузу, комиссар заговорил снова:
— Нет, за драку мы вас привлекать не будем. Вы в ней не виновны. Более того, в полицейском рапорте вы фигурируете в качестве потерпевшего. Но ваша совместная гулянка с дочерью господина, интересовавшегося «неизвестным солдатом», ясно говорит о вашей с ним связи. И эта связь может быть только одна: вы и есть тот самый «неизвестный солдат».
Комиссар снова замолчал, давая мне возможность оценить всю серьёзность моего положения. Я уценил. Ничего серьёзного не получалось. Ну, спросил папа Лизы про этого солдата. Ну, сходили мы с ней в бар. Думать можно всё, что угодно, но доказательств нет и быть не может. Значит, комиссар берёт меня на испуг. Не более того.
— Итак. От вас, рядовой Москалёв, требуется самая малость. Подписать согласие на сотрудничество, — комиссар достал из папки бланк и положил его перед собой. — Либо суд, приговор, тюрьма.
— Не будет никакого суда, — ответил я. — И стукачём я не буду. Всё это только ваши догадки, не имеющие ничего общего с действительностью.
Комиссар удивился, но быстро взял себя в руки. Он явно не ожидал такого ответа, но просто так сдаваться тоже не собирался.
— Это вы сейчас так думаете, — с издёвкой сказал он. — Помните того капитана, который вас допрашивал. Так вот. Тот допрос покажется вам праздником по сравнению с тем, что он вам устроит. Вы расскажете всё. И на суде будете самым смирным и раскаивающимся преступником.
— На суде я расскажу о том, что вы участвовали в краже свиней с подсобки полка, — спокойно возразил я. — Что вы не смогли распутать дело о «неизвестном солдате» и теперь пытаетесь свалить всё на меня, чтобы отомстить за то, что я слишком много знаю о вас. Доказательств у вас нет и не будет. А вот то, о чём я сказал — факт. Так что, я думаю, и суда-то никакого не будет.