Москау

- (Снисходительно.) Нет, всего лишь местные традиции. Знаете, у руссландцев масса привычек, доставшихся им от монголов. Взяточничество, восточная нега, почтение к начальству, принятие на работу сородичей. И при всей схожести - они два века подряд сопротивлялись монгольскому владычеству, устраивали бесконечные восстания - пока в Золотой Орде не плюнули и не оставили их в покое. Связь руссландцев с немцами куда глубже, чем вы думаете. Ими правили кайзерины немецкой крови - Катарина Первая и Катарина Вторая - лучшая королева в истории Руссланда. Каждый кайзер, начиная с Петера Первого, женился на немецкой принцессе. Первая династия руссландских кайзеров - Рюриковичи, из датских князей. Потом были монголы. Далее - немцы. После прихода большевиков - семиты. Затем - грузины. Опять немцы. По сути, здесь всегда правит иноземная власть - и всегда будут те, кто ее ненавидит. И власти Руссланда, и шварцкопфы так увлеклись, что не замечают: вермахт ушёл, а они воюют сами с собой...

- (С подобострастием.) Моя благодарность, Онодасан. Очень познавательно.

- О, не стоит, Итиро-сан. Жаль, что вас заждалась Аматэрасу и не будет времени прочувствовать Руссланд. Я работаю здесь уже десять лет, насмотрелся всякого. Даже в Урадзиосутоку и Хабаросито, благоденствующих под скипетром микадо, где местным жителям поменяли имена на японские, они всё равно пьют самогон вместо сакэ.

- (С дрожью в голосе.) Чудовищно...

- Это я вам ещё всего не поведал, мой приятный гость. Нет желающих учить иероглифы. Кимоно и гэта носят только женщины. Опрятные садики из камней никто не разбивает - предпочитают огороды, чтобы растить там вульгарные огурцы. Прижились лишь якитори да автомобили с правым рулём - вот за них в Урадзиосутоку готовы грудью стоять. Я всецело разделяю установку великого микадо - для главенства нашей империи в мире необходимы природные ресурсы. Однако в такие моменты мне кажется, что лучше бы наши приобретения ограничились второй половиной острова Карафуто.

- Я всецело разделяю ваше мнение, любезный Онода-сан.

- (Шелест купюр.) Мы заговорились, уважаемый Итиро-сан. Берите рейхсмарки. Адрес я вам тоже напишу. В первом же киоске купите дозиметр и кислородную маску. Гонконгское оборудование при вас? Отлично. Будьте осторожнее, это нужно применять наверняка.

- (С беспокойством.) Простите, но не могли бы вы выдать мне пистолет?

- Незачем, Итиро-сан. Стрелять в него ни в коем случае нельзя...

Глава 3. Храм Одина

(улица Арийская, д. 46 - напротив комендатуры)

Машину пришлось оставить на дальней стоянке. У меня спецпропуск, но ничего не поделаешь - автомобили ставить у стен нельзя, комендатура упивается паранойей, везде грезятся новые теракты. Получаю талончик из жёсткого картона, иду через турникет - в будке со шлагбаумом сидит тучный пожилой очкарик в коричневой форме с нашивками обер-ефрейтора. Чуть высунув язык, изучает свежий выпуск «Фёлькишер Беобахтер» - с глянцевыми иллюстрациями полуголых девиц. Кризис, что поделаешь. Партийной прессе пришлось перейти на формат таблоида, чтобы выжить в жёстких условиях рынка. Я стучу в стекло будки. Мы знакомы не первый год.

- Хайлюшки, - фамильярно бурчит он мне, перелистывая страницу.

- Хайлюшки, - отвечаю я ему, приветливо махнув.

Арийская улица, протянувшаяся от Берлинского вокзала к рейхстагу, изучена мной вдоль и поперёк, - я могу пройти её с закрытыми глазами. У тротуаров, огороженные столбиками, навечно замерли скелеты танков - напоминание об уличных боях Двадцатилетней Войны. Штук пять обугленных «тигров» сгрудились напротив сквера Героев Люфтваффе, как стадо слонов с поникшими хоботами. Офисы из стекла и бетона соприкасаются с гнилью разбитых бомбами домов. По слухам, во времена большевиков здесь стоял памятник Пушкину. Пушкина давно демонтировали - как со сквера, так и из школьной программы: он же негр. Министерство народного просвещения и пропаганды вообще здорово постаралось. Запретили исполнять произведения Чайковского - композитор подозревался в гомосексуализме, сняли с показа «Свинарку и пастуха» - чабана играл семит. В центре сквера - огромные чёрные дыры с оплавленными краями, это пепелища. По выходным на Арийской горами сжигают запрещённые книги - те, что конфисковывают у шварцкопфов, как когда-то на Опернплац в Берлине. Корчась в огне, сгорают Герберт Уэллс, Владимир Маяковский, Ярослав Гашек. Когда я был юным активистом фюрерюгенда, принёс сюда и бросил в книжный костер «Трех мушкетёров» из школьной библиотеки - этот томик прятала уборщица. Но Дюма - не ариец, писатель с негритянской кровью. Вы знаете, с каким треском горит бумага? Будто рвётся сердце.

На месте Пушкина установили памятник Ницше.

Поначалу его путали с Горьким (тоже запрещённый писатель) - спасибо густым усам. Фюрер обожал книгу «Так говорил Заратустра», но ему не были ведомы слова Ницше: «Германия великая нация лишь потому, что в жилах её народа течет столь много польской крови». Впрочем, это домыслы троллей из сети Сёгунэ, а они чего только не напишут.