Москит

Вчера я опять видела Джима. Он бледный, еще бледнее, чем раньше. Он мой брат, он хороший, но говорить нам не о чем. Мы и не говорили почти. Астролог все правильно сказал. Джим расспрашивал об Амме. Почему я не была на похоронах? А что я могла ответить? Джим говорит, я эгоистка. Мы встретились на вокзале, потому что он очень спешил. Потом он вернулся в Шеффилд. Еще он сказал, что не сможет приехать до следующего семестра. Вы дали мне адрес, и я тут живу. Вы дали мне денег, и я на них живу. Больше не знаю, о чем писать.

Нулани.

И все. Уронив руку с письмом, Джулия долго молчала, глядя перед собой.

— Возможно, мы зря ее отправили, — пробормотала она. — Ей плохо.

— Разве у нас был выбор?

Джулия вздохнула. Почему им казалось, что самое сложное позади?

— Ты прав. Но я полагала, что брат ей поможет.

Презрительно фыркнув, Рохан вынул письмо из пальцев жены. Никаких сомнений: конверт определенно вскрывали. Пора уезжать. Завтра же он начнет хлопотать.

— Если бы они успели пожениться, — сказала Джулия, сдерживая слезы. — У нее хотя бы фамилия его была.

— И гонорары от книг. Хотя, — Рохан рассматривал свои руки, — это всего лишь деньги. Тео они не вернут. Она все равно была бы одна. — Он уставился в пространство поверх головы жены. — В один прекрасный день она начнет зарабатывать, вот увидишь. Я в этом не сомневаюсь. Она чертовски хороший художник. Такой талант не пропадает. Помяни мои слова, она выплывет, нужно только время.

Он кивнул, переводя взгляд на темные окна: начался комендантский час. Слава богу, что у него британский паспорт. И слава богу, что у Джулии итальянское гражданство. Надо надеяться, на черном рынке еще можно раздобыть два билета до Лондона. Пока не поздно.

Без оптимизма братьев-тамилов атмосфера в камере быстро изменилась. Теперь здесь царило глухое отчаяние. Днем расстреляли мальчика, схваченного в облаве на партизан. Никто из заключенных не проронил ни слова. Если смолчать — быть может, поверится, что ничего не происходит. А в середине следующего дня лязгнул засов, открылась железная дверь и охранник вызвал Тео. Сказал, что на допрос. Простой допрос, больше ничего. Но сначала Тео кое-куда отвезут. Старик в саронге попрощался первым.

— Да хранит тебя Бог, — сказал. — Ты хороший человек.

Присоединились и остальные:

— Даст Бог, встретимся в другой жизни.

Тео выволокли из камеры прежде, чем он успел ответить.

Он давно потерял счет месяцам, проведенным в заточении. Длинные предвечерние тени исполосовали землю, на фоне неба чернели огромные спирали колючей проволоки. Свежий ветерок встряхнул покрывало зноя, дохнул в лицо Тео, когда армейский джип тронулся с места. Тео был счастлив оказаться вне стен камеры, и, вероятно, поэтому в нем ожила надежда. На этот раз глаза ему не завязали, и везет его охранник, а не какой-то головорез. Неужели близка свобода? Он ликовал, ловя взглядом красочные вспышки. Птицы! Как давно он не видел птиц. Судя по мелькающим в стороне, среди деревьев, ядовито-зеленым пятнам рисовых полей, джип катил по одной из восточных провинций. Тео терялся в догадках. Как он попал сюда из-под Коломбо, где его держали в самом начале?

Путешествие затягивалось. Время от времени, кажется, ветер приносил запах моря, хотя Тео мог и ошибаться. Проезжали пепелища бывших деревень. Проехали мимо перевернутого грузовика на обочине, изрешеченного пулями. Когда-то здешние жители процветали, выращивая рис и кокосы. Когда-то это был истинный рай для туристов, отели никогда не пустовали. Теперь же куда ни посмотри — ни души. Тео проголодался: его увезли раньше, чем выдали дневной паек. От надежды и сомнений кружилась голова. Через час или чуть больше Тео скорее ощутил, чем увидел, что они удаляются от побережья. Голод давал о себе знать все сильнее, тревога нарастала. Куда его везут? Охранник сказал, что ехать недалеко, но прошло не меньше двух часов.

Джип неожиданно повернул и резко сбросил скорость. Тео едва успел заметить впереди КПП, как раздался взрыв и следом грохнули автоматные очереди. Тео сложился пополам, джип с натужным ревом дал задний ход, заглушая крики и выстрелы. Раскачиваясь из стороны в сторону, подпрыгивая на ухабах, машина двигалась назад по той же колее. Тео попытался распрямиться, но тут джип снова тряхнуло, Тео отбросило к двери, виском на ручку. И он потерял сознание.

Очнулся он в темноте. В воздухе стоял резкий химический запах. Тео почти ничего не видел, голову словно стянули железным обручем. Он прищурился, фокусируя взгляд. Из тумана медленно проступили четыре толстые длинные веревки, свисающие с деревянных брусьев, что были привинчены к потолку. На противоположной стене змеились электропровода, заканчиваясь металлическими пластинами. Кто-то ослепил Тео, направив на него мощный фонарь. «Что происходит?» — хотел спросить Тео, но рот, казалось, был полон пены, язык налился свинцом и прикипел к гортани. А луч все метил в его левый глаз, и руки, он понял, опять были скованы за спиной. С ним заговорили на тамильском. Задавали вопросы. Не дождавшись ответа, перешли на английский.