Москит. Конфронтация

— У каждой ошибки есть имя и звание! — отрезал Звонарь и указал на меня. — У этого юноши анамнез такой, что лишь обнять и плакать, вы своей ошибкой его чуть на тот свет не спровадили!

— И всё же нам надо его опросить. Дело чрезвычайной важности.

— Опросите, — разрешил Макар Демидович. — Но сначала я его осмотрю. И доставьте всех с того самолёта в госпиталь не позднее двух часов пополудни, ими теперь наше ведомство займётся. — Он прищёлкнул пальцами. — Алёша, бумагу!

Когда в комнату просочился молодой человек в накинутом поверх штатского костюма белом больничном халате, не заметил ни один из нас. И это было воистину удивительно, поскольку ростом и сложением он мало чем уступал Матвею, а физиономия столь явно просила кирпича, что я ни на миг не поверил, будто эдакий мордоворот подвизается на медицинском поприще.

Молодой человек переложил потёртый саквояж из правой руки в левую, выудил из внутреннего кармана сложенный надвое листок и протянул его подполковнику. Тот после ознакомления с его содержимым слегка даже переменился в лице, но удержал эмоции в узде и уточнил:

— Разрешите удалиться?

— Свободны, — отпустил его Звонарь и распорядился: — Майор, проследите за выполнением приказа.

— Будет исполнено.

Георгий Иванович двинулся на выход, попутно что-то шепнул доценту на ухо и сунул в руку записку, а больше уже задерживаться в палате не стал, вышел в коридор вслед за сотрудниками управления разведки. Звонарь взглянул на клочок бумаги, скомкал его и выкинул через плечо — тот рассыпался невесомым пеплом ещё прежде, чем упал на пол.

— Наш пострел везде поспел, — вздохнул доцент, глянул на меня и обернулся к ассистентке: — Нюра, долго собираешься вешалкой работать? Готовь бинты и мазь от ожогов. Алексей, три таблетки обезболивающего — того, что посильнее. Зелёный пузырёк.

— Я помню, Макар Демидович, — вроде бы даже с укором произнёс молодой человек, который тоже оказался оператором.

— Ещё стакан компота или сладкого чая и тарелку бульона организуй, тут у нас серьёзное истощение. — Доцент Звонарь вновь повернулся ко мне и попросил: — Простынку приспусти. Ага, вот даже как? Всё, достаточно.

Он провёл надо мной ладонью и уточнил:

— Потенциал какой удерживаешь? Мегаджоуля три?

— Чуть меньше.

Макар Демидович кивнул и велел ассистентке дать мне таблетки и воду.

— Да ничего не болит особо, — заметил я, не спеша принимать лекарство.

— Это пока! — уверил меня доцент Звонарь. — Стресс и энергетический шок заставили организм до предела замедлить все процессы, но внутренние резервы не безграничны, пора выводить его из ступора. Пей таблетки, говорю, а то скоро на стену от боли полезешь!

Деваться было некуда — выпил.

Нюра переставила к моей койке табурет, села на него и нанесла на ожоги целебную мазь, затем перебинтовала одну руку и занялась второй, а после и вовсе принялась кормить с ложечки куриным бульоном. Ну да — пальцы тоже забинтовали.

— Поел? — уточнил Макар Демидович, взглянув на часы. — Тогда разжигай алхимическую печь.

— Так я это… — замялся я, поскольку перестал чувствовать источник сверхсилы сразу, как только вывалился из резонанса. — У меня ж спазм, я потом потенциал не наберу!

Моё заявление неожиданным для доцента не стало, не иначе успел о чём-то таком шепнуть Городец.

— Перед смертью не надышишься! — резко выдал он, вздохнул и вдруг спросил: — Синяки свои видел?

Оставленные ударами старика ссадины были иссиня-чёрными в центре, а ближе к краям алели свежими кровоподтёками, да ещё постепенно расползались, увеличиваясь в размерах, вот я и спросил:

— И что с ними не так?

Звонарь ничего не ответил, сам в свою очередь поинтересовался:

— Это кто тебя отделал?

Я рассказал, и он кивнул.

— Сенсей шиноби или как они их там кличут. Физический урон ты заблокировал, но потенциал поражён деструктивными колебаниями. Пока разрушаются поверхностные капилляры, но дойдёт дело и до артерий, а там пойдут тромбы, и преставишься. Если до того осложнения на нервной системе фатальным образом не скажутся.

— И что теперь?

— Можно, конечно, реабилитологам тебя отдать, но они и так загружены работой, да и техника алхимической печи сразу комплексное воздействие окажет. Как минимум процесс регенерации пришпорит. Давай! Приступай!

Я вздохнул, усилием воли собрал всю удерживаемую сверхэнергию в районе солнечного сплетения, до предела сконцентрировал её и начал пережигать. Сразу ощутил неприятное покалывание в кончиках пальцев, и очень скоро то растеклось по всему телу, чтобы немного погодя до предела усилиться в местах ушибов и ожогов. Вот тогда я и порадовался, что заблаговременно принял обезболивающее. Иначе бы точно на стену полез. И даже так ощущение возникло, будто через мясорубку пропускать начали, дабы потом фарш и обломки костей рассортировать и слепить меня по образу и подобию себя прежнего.