Москит

Праздник близился. Суджи развесил на деревьях новые фонарики. Тео объявил столь знаменательный день выходным. Работа его продвигалась, хотя и медленно. В октябре на экраны выйдет фильм по второй книге, его ждут в Лондоне на премьеру.

— Вы надолго уедете? — В потемневших глазах Нулани плеснулась тревога. — А обратно вас отпустят?

Сегодня она скрутила узел на затылке и воткнула в волосы цветок франджипани. Цветок покачивался с каждым движением головы, и Тео невольно следил за ним, гадая, когда тот упадет. Один раз он даже вскинул руку, чтобы успеть подхватить. Как объяснить девушке, что никому не под силу удержать его вдали от дома? А давно ли он снова стал называть эту страну домом?

Звонил его агент, жаловался, что до Тео совершенно невозможно пробиться по телефону, он в курсе? На линиях вечно глухо. Как он вообще живет в районе, напрочь отрезанном от мира? Агент очень надеялся, что Тео хотя бы пишет. Прорываясь сквозь какофонию эфирного треска, голос агента скрипел и булькал, словно Тео отчитывала сварливая нянька. «Лондонское лето в этом году — одно расстройство, — скрипел агент. — Сырое, гнилое, холодное. Одно утешение — телефоны здесь все же работают!»

Комендантский час на время отменили, так что Тео мог свободно гулять по пляжу. Девственно ровный песок цвета слоновой кости, казалось, простирается без конца и края. Безупречность песочной глади нарушали лишь следы Тео. В один из вечеров, сказав матери, что будет работать над портретом допоздна, к нему присоединилась Нулани. Широкая прибрежная полоса была пустынна, лишь легкий ветерок да волны составляли им компанию. Нулани и Тео брели по пляжу, не замечая минут; Нулани шла рядом, как ребенок, то и дело задевая рукой его руку. Ощущая тепло ее кожи, Тео едва сдерживал желание взять ладонь девушки.

— Мне кажется, я вас всегда знала, — неожиданно произнесла Нулани. — Может, мы в прошлой жизни были знакомы?

Тео сглотнул. Ее глаза — огромные, прозрачные. И в них отражается небо. Глядя на девушку, Тео не знал, что сказать. Двадцать восемь лет. Он старше почти на три десятка лет — и немеет в ее присутствии. Невозможно. Они шли и шли по пляжу, Тео смотрел на цветок франджипани у нее в волосах, удивлялся, почему тот не падает, и почти надеялся, что цветок все же упадет и он успеет его поймать.

4

— Когда же я наконец увижу картины? — Тео не мог скрыть нетерпения.

Он сидел, щурясь от солнца. Влажная рубашка смялась, и солнце разрисовало ее сиреневыми полосами, отбрасывая тени от складок.

Нулани улыбнулась:

— А вдруг вам не понравится? Вдруг вы зря маме платили?

— Мне уже нравится, — уверенно сказал Тео. — Без вопросов. Но я устал ждать. И не забывай, что я видел наброски. Да, и кстати, я хочу, чтобы деньги ты оставила себе, на все необходимое. Думаю, стоит сказать твоей маме?

Нулани рассмеялась. Деньги ей ни к чему. Она рисует Тео, а больше ей ничего не нужно. Скоро октябрь, подумал Тео. Дожди придут. А к сезону дождей он уже будет в Англии. Он не сказал ей, что ему совсем не хочется ехать в Лондон. И фильм для него ничего не значит. Все это — часть прошлой жизни. Той жизни, которую он отрезал от себя с пугающей легкостью. Живя среди своего народа, в вечной плывущей жаре, наблюдая, как таинственно и тревожно один день перетекает в другой, он чувствовал себя так, будто никогда и не уезжал отсюда.

Нулани задумчиво смотрела в сад, устроившись в соседнем кресле, так близко, что касалась Тео рукой. Что значит юность… Физическая близость не смущает ее. Тео видел ее грудь — темные полукружья под тонкой тканью. Нулани выглядела спокойной, собранной. И гораздо более счастливой. В начале их знакомства одиночество окутывало ее пыльным маревом, а сейчас она довольна. Сейчас она почти счастлива. Кто знает, может, он хоть что-то дал ей, хоть как-то возместил потерю отца. Даже если всего лишь предоставил ей возможность рисовать — это ведь лучше, чем ничего. С каждым днем его желание помочь Нулани усиливалось, заслоняя ежеминутную опасность, в которой все они жили.

— Обещай, что продолжишь рисовать, пока я буду в Лондоне, — сказал Тео.

Он кое-что задумал, только не знал, стоит ли поделиться с Нулани своей идеей об организации ее выставки. Он еще колебался, а Нулани уже склонилась над альбомом, щурясь от слепящего света, — рисовала его ноги, закинутые одна на другую.

— Хватит меня рисовать! — рассмеялся Тео и спрятал ноги под стол. — Послушай. Я тут подумал… Почему не устроить выставку твоих работ. А что это будет за выставка, если на рисунках только я?

— Где? В Коломбо?

— Может быть, — ответил он и внезапно понял, что в Лондон они могли бы поехать вдвоем.

С ним определенно что-то не так. Почему он не может расстаться с этой девочкой хотя бы на время? Тео слабо разбирался в искусстве, но даже он ясно видел, какие чудесные рисунки выходят у Нулани. Она настоящая волшебница, способная придать вещам иное измерение, высветить их стороны, до сих пор скрытые.

— Так что трудись изо всех сил, пока меня не будет, — сказал Тео, пытаясь изобразить суровость.