Москит

— Уезжайте, — посоветовал он Рохану. — Уезжайте, пока еще есть возможность. Я достану для вас два билета, у меня пациент со связями. Здесь опасно, для вас обоих опасно.

Взгляд его был полон тревоги.

— Мой приятель, — продолжил доктор, — который возил вас на берег, последнее время приглядывал за домом. Он уверяет, что неприятности начнутся очень скоро. Мой вам совет — уезжайте. Пока можете.

Еще через два дня Рохана и Джулию разбудил посреди ночи телефонный звонок. Но из снятой трубки донеслось лишь молчание. От Нулани больше не было новостей: почту вовсе перестали доставлять. Рохану передали билеты. До Милана через Сингапур, а там поездом до Венеции. Жить им в Венеции негде, но это мелочи. Что-нибудь подыщут, лишь бы добраться.

— Эта страна сломала меня, — сказал Рохан. — Увы, даже я разочаровался в ней.

Новый год не принес мира. Кто-то бросил бомбу прямо в толпу, и по городу неспешной поступью двинулась смерть в шафрановых одеяниях монахов. Бензин был в дефиците, но для поджогов его хватало с избытком. Как две тысячи лет буддизма могли привести к такому? Расстрелян один из министров, при взрыве автобуса трое мирных жителей убиты, семнадцать пострадали. Стеклянная пыль оседала повсюду как влага морская. А из радиоприемников по-прежнему лилась и лилась байла, убеждая людей, что в их стране все нормально, хотя никто уж и не помнил значения слова «нормально». Рохан и Джулия собирались в дорогу. Собирались второпях, страшась вслух говорить об отъезде, страшась отвечать на телефонные звонки, страшась надолго покидать дом.

Самолет должен был взлететь ровно в полночь, но, учитывая комендантский час и непредсказуемость дороги до аэропорта, решили выехать ранним вечером: пока не стемнело, меньше шансов нарваться на засаду. Солнце быстро опускалось за тревожно-розовый горизонт, отовсюду неслась птичья перекличка. Добравшись до места, они вздохнули спокойнее: никто не знает, что они здесь. Они почувствовали себя в безопасности впервые с момента исчезновения Тео. Аэропорт был пуст и тих. После теракта, что утроили полтора года назад «Тигры», охрану усилили. Из страны теперь уходил всего один рейс в сутки, посадки пришлось ждать долго, но Рохан с Джулией ждали бы и дольше. Уж лучше сидеть в аэропорту, чем пробираться по джунглям, — соглашались они друг с другом, вспоминая поездку с Нулани. Как давно это было, в прошлой жизни. В глазах Джулии стояли слезы. Оба приняли смерть Тео.

— Я не вернусь сюда, — твердо сказал Рохан. — На этот раз я уезжаю навсегда.

И добавил, что в душе боялся, что им не удастся покинуть страну. Боялся, что им помешают, что кого-нибудь из них схватят, как Тео.

— За нашим домом следили, — сказал он, когда стены зала ожидания отрезали их от опасности. — И за мной следили, стоило только выйти на улицу. Я всякий раз боялся, что домой уже не вернусь. И тебя боялся одну оставлять.

Джулию бил озноб. Он все-таки сказал, подумала она.

— Там, у залива, я заметил на холме человека с биноклем. Точно не знаю, видел ли он, что я вынес картины из дома Тео. А впрочем, какая разница — видел или не видел. Нулани должна иметь хоть что-нибудь на память о нем. Но нашу машину сопровождали весь обратный путь до Коломбо.

О подозрениях насчет соседей Рохан умолчал. К чему ей терять веру в людей этой страны? Довольно и того, что сам он уже не в силах сносить гнусность жизни в здешнем раю. Ровно в одиннадцать объявили посадку. За время ожидания совсем стемнело; море вздыхало, невидимое в безлунной ночи. «Десять минут до полуночи», — думала Джулия. «Еще десять минут до отлета, — думал Рохан, — а я ничего, совершенно ничего не чувствую. Тео нет в живых почти восемнадцать месяцев».

Когда самолет начал бег по взлетной полосе, разрывая темноту, в уютном зеленом районе Коломбо, в доме, чьи обитатели должны были уже уснуть, занялся огонь. Наверняка неизвестно, что явилось причиной. Поджоги давно стали обычным делом. Пламя обживало пустые комнаты, обнимая все на своем пути. Вспыхивали холсты, плавились тюбики с краской, трещинами мутнели зеркала, в угли превращалась мебель. Разъяренный огонь бесновался в доме, уничтожая картины, и бумаги, и вещи тех, кто в этот момент незаметно покидал страну. Когда огонь вырвался наружу и спасать было уже нечего, прибыли пожарные. На улице собрались соседи: посмотреть на останки дома и хозяев — художника и его итальянской жены.

13

Он видел все в цвете, темно-зеленом с налетом синевы. Обрывочные образы, будто кадры незавершенного фильма, яркие и выпуклые. Но, прежде чем мозг успевал вникнуть в них, Тео вновь окунался в сон. Когда сознание возвращалось, Тео пил воду из стакана, всякий раз таинственным образом возникавшего в руке. Вода была свежей, холодной, и он пил — без мыслей, без вопросов, без удовольствия. Глотал просто потому, что вода появлялась. Снова засыпал. Что-то случилось с его веками: свет проникал даже в закрытые глаза, и ему снилось солнце, ослепительные солнечные блики на морской глади.

Он был очень далеко от океана.