Москит

Терси сердито всплеснула руками. Дышала она тяжело, дрожащий голос выдавал подступающие слезы.

— Сэр, вы умный человек, — начала Терси с отчаянием. — Мой друг Суджи рассказывал про ваши книги. И про фильм тоже. Суджи так вами восхищался, сэр. И он любил вас. Мы с ним дружили, потому я и знаю, что у него было на сердце. И должна вам сказать, что рыбаки были правы. Простите меня, но вы и вправду ведете себя как глупец! Поезжайте в Коломбо, найдите своих друзей, узнайте, что случилось с мисс Нулани. Она преданная девочка. Я знаю, что вы сильно страдали, но как вы не понимаете? Она должна знать, что вы спаслись. Что с вами такое? Съездите хотя бы, поговорите с друзьями.

Голос ее становился все выше, жесты все решительнее. Тео протянул ей пустую чашку.

— Дважды за один день, — прошептал Тео, и губы сложились в подобие улыбки. — Определенно в этом есть доля правды. Спасибо вам, Терси. Спасибо, что сказали. Я должен побороть свой страх. Пора перестать быть трусом. Я поеду в Коломбо. Завтра. Поеду завтра, найду Рохана и Джулию. Обещаю. Только они могут сказать, где Нулани.

16

В Коломбо вернулись москиты. Изящные, хрупкие убийцы, они покрывали стены зданий и наполненные водой половинки кокосов, превращая все вокруг в живой ковер. Кормились гниющей мякотью фруктов, тянули остатки густо-оранжевого нектара. Вслед за москитами с северной части острова явилось новое племя женщин. Как и москиты, они налетели с дождями. В отличие от москитов, женщины были полны доселе невиданного отчаяния и устрашающей ярости. Жажда мести в них пересиливала жажду жизни. Их отменно натаскали; целая армия психологов поработала над восприимчивыми умами. Женские особи москитов стремились продолжить свой род. Террористок-смертниц будущее не волновало. Ломая линии фронта, они возникали повсюду: в правительственных зданиях, на армейских блокпостах, близ давно заброшенных мест поклонения. Появлялись в храмах во время службы, у придорожных святынь, на буддистских похоронах. Для этих женщин ни место, ни время не имело значения. Убивать. Ничего другого они не желали. Потому что были эти женщины чумой двадцатого века, глобальной эпидемией, прокравшейся незаметно в сезон малярийных комаров.

Не ведающий обо всем этом Тео отправился в Коломбо. После долгих проволочек, неохотно, он все же сдержал обещание. Терси наблюдала за его сборами с одобрением, но молча. Она опасалась, что Тео передумает. Терси прекрасно понимала, что сейчас его изводит стыд, она не раз наблюдала такое у других и знала, как меняют людей пытки. Но она также понимала, что желание найти девушку и друзей перевесит, оно гораздо сильнее стыда. И если у него хорошая карма, то все получится как надо, думала Терси.

— Ей надо дать время, чтобы забыть меня, — сказал Тео. — Мой возраст ее никогда не волновал, но теперь все иначе. Теперь я неотвратимо стар…

Он смотрел на Терси, но та вроде бы и не слушала, увлеченно протирая зеркало.

— Я так долго жил на краю пропасти, что в нормальный мир дороги для меня нет. Даже если она все еще ждет, мне нечего ей дать. Даже если я все еще нужен Нулани, мне нечего ей предложить.

Терси закончила тереть зеркало и вышла. Зная, что он любит цветы, она срезала ветку жасмина, вернулась в дом и налила в вазу воды.

— Мне всего-то и нужно, что увидеть ее, хотя бы издали, — продолжал Тео, глядя на цветущую ветку в узловатых пальцах. — Просто из любопытства. Просто чтобы знать, что она счастлива, рисует. Что не потеряла надежду.

— Да, — откликнулась Терси.

Запах жасмина поплыл по комнате.

— Надо смотреть в лицо реальности. Нулани, возможно, уже замужем. Да кто знает — быть может, у нее уже двое детей.

Цветочный запах нес грусть. Все прошло, думал Тео. Мы все изменились. Терси глянула на него. Поджав губы, вытерла стол и ушла на кухню готовить чай.

Колеса стучали на рельсах, что шли вдоль береговой линии, параллельно дороге. Путешествие, которое он проделывал много раз. Мимо проплывали широкие песчаные пляжи и деревеньки, прячущиеся за пальмами. Тео глядел в окно и думал о том, что хотя бы в пейзаже ничего не изменилось; кажется, он видел все это буквально вчера. Вот только человек, который раньше смотрел на виды за окном, исчез. Он хранил этот безмятежный ландшафт в памяти все страшные годы заключения. Лицо Нулани и пейзаж были так тесно связаны, что разделить их было невозможно. Тео представлял, как она ждет его на гребне холма, и этот образ, вместе с памятью о Суджи, был основой надежды. Тео лишь сейчас осознал, что, несмотря ни на что, надежду ему сохранить удалось. И сейчас, на свободе, он видел океан и пляж, о которых так часто мечтал в тюрьме. Но похоже, он больше не способен мечтать. И внезапно Тео сотрясло ощущение потери. «Ты ничего мне не должна, — думал он, глядя на море. — Меня слишком долго не было, и то, что со мной случилось, я никогда не смогу описать. И тебе не нужно меня видеть. Помни меня таким, каким я когда-то был».