В 1611 году бывший русский царь Василий Иванович Шуйский в качестве пленника был привезен в Польшу к королю Сигизмунду.
29 октября 1611 года в Варшаве состоялась процессия.
За польским войском ехала шагом роскошная золотая коляска, запряженная шестеркой белоснежных турецких коней. В коляске сидел, держа в руке жезл, гетман Станислав Жолкевский.
За коляскою гетмана следовали опять конница и пехота, а за ними — открытая королевская золотая карета, в которой на главном месте сидел, сгорбившись, с грустно опущенной головой, лысый, подслеповатый старичок, с маленькими красными глазами, с подстриженной редкой, седоватою бородою, с лукавым, угрюмым взглядом. Одет он был в роскошный белый, вышитый золотом, длинный кафтан московского покроя, с серебряными вызолоченными пуговицами и высоким, шитым золотом, воротником, в котором старик словно старался скрыть лицо. На голове его была большая шапка из черной лисицы.
— Смотрите, смотрите! — кричали в толпе. — Это царь московский, это царь Василий Иванович Шуйский!
Толпа все свое внимание сосредоточила на сгорбленном старике и сидевших напротив него двух русских боярах, одетых в расшитые золотом кафтаны.
Это были Дмитрий и Иван Шуйские.
Полякам приходилось видеть у ног своего короля знамена многих побежденных народов, но плененного царя довелось видеть в первый раз.
Большинство вельмож вполне соглашалось, что пленники достойны сожаления и милосердия и заслуживают гуманного с ними обращения. Были, однако, и такие, которые хотели опереться на них за заговор против Дмитрия и неудачи польских его приверженцев Дмитрия. Указывая на Шуйского как на инициатора и главного виновника избиения в Москве поляков, сопровождавших царскую невесту, «ясновельможную панну Марину Мнишек», они требовали казни пленника. Во главе этих жаждавших мести стоял воевода Сандомирский, Юрий Мнишек. Он громогласно требовал наказания Шуйского, напомнив о коварном убийстве Дмитрия, «царя коронованного и всеми признанного»; жаловался на оскорбление своей дочери, царицы Марины.
Но «великодушный» король Сигизмунд не нашел справедливым мстить пленному царю; его мнение разделяло большинство панов Речи Посполитой. Правда, король не решился отпустить пленных на свободу и назначил им местом жительства небольшой замок близ Варшавы, но едва ли пленники и воспользовались бы свободою, если бы она и была им дана. Не возвращаться же им было в Москву, где их ненавидели и где их теперь ожидала неминуемая смерть!..
Неволя и тоска свели Шуйского в могилу на следующий год. Там, на чужбине, несчастный русский венценосец кончил 12 сентября 1612 года свою бедственную жизнь. Чтобы увековечить свое торжество и унижение русских,
Сигизмунд воздвигнул над могилой Шуйского мраморный памятник с надписью: «Во славу Царя Царей, одержав победу в Клушине, заняв Москву, возвратив Смоленск Республике, пленив Великого князя Московского, Василия с братом… по их смерти велел здесь честно схоронить тела их в доказательство, что во дни его царствования не лишались погребения и враги, Венценосцы беззаконные!»
В 1635 году Польша вернула России прах пленного царя и его родных.
Тело Шуйского погребено было в Архангельском соборе.
Печально закончилась и судьба второго царя — Лжедмитрия II.
Одним из «перелетов» был касимовский царь. Вскоре, однако, он вернулся в Калугу, надеясь навербовать там новых перебежчиков и вместе с ними возвратиться в столицу. Но когда он появился в Калуге, Лжедмитрий II приказал его схватить и утопить. Тогда начальник охраны самозванца крещеный татарин Петр Урусов решил отомстить за смерть касимовского царя. Он заманил Лжедмитрия II на охоту, где тот был убит своей же охраной.
На престол был возведен Владислав Сигизмундович.
Именно гетман Жолкевский требовал выдачи ему Шуйских и отправления их в Польшу. Но он не предвидел, для кого расчищает путь к престолу. Ему казалось, что, увезя Шуйских, он окончательно устранит все препятствия к воцарению на московском престоле польского королевича.
Исследователи доказали, что об этой кандидатуре шла речь между московскими боярами еще в 1605 году. Во всяком случае, несомненно одно: кандидатуру Владислава и бояре и народ восприняли с облегчением, как исход из утомивших всех смут и раздоров. Надеялись, что королевич положит конец кровопролитию и разорению страны, вызванному появлением Тушинского вора, а также и вражде боярских родов и их приверженцев и сплотит вокруг себя все партии.