– Як бога кохам, это было великолепное зрелище! – возбужденно говорил пан Адам Краливский. – Жаль, я сам того не видел, но рассказывали люди, коим можно верить безоговорочно. Ряды бунтарей щетинились оружием, как еж – иголками! Они готовы были биться насмерть, дорого отдавая свои презренные жизни… И тут подлетает на взмыленном коне пан полковник, крича: «Воля его княжеской мосьци!» Глаза его сверкают, лицо раскраснелось… Он был прекрасен в своем благородном волнении! О-о-о, как он с ними говорил! Какими словами! Без всякой грубости, даже без укоров, хоть они их тысячу раз заслужили. Но к концу его речи эти злодеи были похожи на напроказивших детишек, ранами Езуса клянусь! Их терзал жгучий стыд. А потом – восхитительный финал, достойный искусного мастера, – пан полковник воскликнул: «Вообразите же, сколь благородна душа ясновельможного пана первого советника, который просил князя за вас! И сколь безгранично великодушие его княжеской мосьци, если он внял этой просьбе и согласился отпустить вас с миром! Ступайте же, возвращайтесь в дома свои, к семьям. Одно лишь прошу: не забывайте Бога и про совесть не забывайте. Вас начнут улещать злые люди, звать в свои шайки, соблазняя легкостью грабежей и насилий… Не поддавайтесь, не позорьте звание христиан и не губите свои бессмертные души! А если кто-то из вас осознает ошибку свою, если пожелает вернуться и искупить вину – пусть возвращается смело! Я, полковник Пшекшивильский-Подопригорский, даю слово шляхтича, что буду ходатайствовать за него перед ясновельможным князем! Теперь ступайте с Богом». Вот так все и было! Езус Мария, какой шляхтич! И храбр, и умен, и красноречив… Еще совсем молод, а уже сколько достоинств! Любой отец был бы счастлив заполучить такого зятя. – И пан Краливский с лукавой улыбкой подмигнул Агнешке.
«Доченька, ты все поняла, надеюсь? А то как-то неловко говорить напрямую при московитской княжне…»
Агнешка, покраснев, потупилась, и у отца, хоть и гордого (хорошо воспитали дочку, такая скромница!), заныло сердце: о, Матка Боска, совсем еще ребенок… Ей бы в куклы играть, а не к мужу в постель ложиться… Но пересилил себя, вспомнив: так уж заведено, таков закон Божий и природы.
– Значит, пан первый советник просил за бунтарей и изменников? – переспросила дочь каким-то странным, напряженным голосом, с явным волнением, которое княжеский управитель приписал пережитому испугу.
Сияющий образ благородного рыцаря, созданный Агнешкой, неотступно стоял перед ее мысленным взором, становясь лишь еще более прекрасным. Не только храбр и учтив, но еще и добр, великодушен, милостив к падшим… О, Богородица, Пречистая Дева, сжалься, уйми этот жар на лице и в лоне! Отец же сейчас обо всем догадается, стыд-то какой… А что сказать Тадику, как в глаза ему посмотреть?! Святые угодники…
– Да, это была его идея… Признаться, странная… но, может, все обойдется к лучшему. Во всяком случае, не нам обсуждать волю его княжьей мосьци! Раз он решил – значит, так надо.
– Пан управитель совершенно прав, – кивнула княжна Милославская, тоже как-то странно глядя на Агнешку. Наверное, сочувствовала, видя переживания девушки. – Пресветлый князь здесь главный, ему и решать!
Пан Адам вежливо поклонился, вновь дивясь в душе, насколько безгранична женская глупость. Ну, вот что, спрашивается, взбрело в голову дорогой женушке?! Понятно, перепугалась, услышав про бунт, наверняка представила страшные картины резни… Но потом-то, когда, слава Езусу, все благополучно разрешилось! Со слезами стала требовать, чтобы Агнешку немедленно пересадили в их возок: ничего, мол, что будет тесно, главное – доченьке перестанет грозить опасность. Ишь, чего выдумала! Опасность – и от кого? От московитской княжны, хрупкой девицы! Зарежет она, что ли, Агнешку? Или перетянет в свою схизматскую веру за считаные дни пути? Какая чушь! И потом, как это будет выглядеть – нарушить приказ ясновельможной княгини! Ведь сама Гризельда ясно велела: Агнешка должна неотлучно находиться при особе московитки… Значит, так тому и быть. Господская воля.
Объяснил это – с величайшим терпением, четко и понятно. До последней хлопки бы дошло! А женушка лишь пуще в слезы ударилась: никто ее не хочет понять, даже собственный муж! Никто не верит! Любимой единственной доченьке грозит страшная беда, а родной отец… Изверг бесчувственный! Деспот! Тиран с каменным сердцем! Ну и так далее, и тому подобное…
Ошарашенный, сбитый с толку, а заодно и разозленный пан Адам даже прикрикнул на супругу, топнув ногою, чем настолько ее перепугал, что она вмиг умолкла, опасливо забившись в самый угол возка. После чего на всякий случай решил довести до конца начатое дело: проведать дочку, сообщить ей радостную весть, касающуюся пана Тадеуша, исполнив заодно роль свата… А также приглядеться как следует к этой странной княжне из Московии. Бабская глупость – это бабская глупость, конечно… но ведь у него сердце все-таки не каменное! И дочка всего одна… Да будь хоть дюжина, неужели любил бы меньше?!