Московит

С полубезумным, яростным ревом Чаплинский размахнулся. Хлесткий звук пощечины прозвучал в маленькой комнате как выстрел.

Глава 34

Анжела, с немалым усилием заставив себя говорить самым любезным и спокойным тоном, на какой только была способна, обратилась к Агнешке:

– Я вижу, панна восхищается первым советником князя? Она оценила его храбрость и ум?

Жаркий румянец, заливший щеки полячки, был красноречивее любого ответа. И сердце «московитской княжны» словно провалилось в ледяную бездну. Правда, всего на какую-то долю секунды. А потом оно вынырнуло обратно и вскипело от злости…

«Пасть порву, моргалы выколю!» – всплыла в памяти фраза рецидивиста Доцента из старого хорошего фильма. Сейчас Анжела была готова повторить ее, ухватив соперницу за черные косы. А потом, для пущего вразумления, еще изрядно их проредить.

– Это настоящий рыцарь! – прошептала полячка, не поднимая глаз. – Як бога кохам, самый настоящий! О, Матка Боска!..

«Княжна Милославская» тоже от души помянула мать. Правда, мысленно, и вовсе не Божью. А потом горько пожалела, что много раз оплаканная сумочка с косметичкой осталась в камышах на берегу безымянной речушки. Ведь и маникюрные ножницы, и даже маленькая пилочка для ногтей – страшное оружие в умелых женских ручках!

Прежде незнакомое чувство, о котором она, конечно, знала, но не относила к себе, властно завладело всем ее существом. И вот теперь Анжела на собственном опыте поняла, какие муки может доставлять ревность и на что может толкнуть…

– Когда я думаю, как пан расправлялся с нечестивцами, напавшими на панну Анну… О, как бы я хотела быть на ее месте! – не сдержавшись, простонала Агнешка, заламывая руки. И вдруг панический ужас мелькнул в ее глазах, а лицо, и без того покрасневшее, сделалось темно-пунцовым. Полячка торопливо закрестилась, твердя прерывающимся от дрожи и всхлипываний голосом: – Пречистая Дева, святые угодники, смилуйтесь надо мною! Я будто сошла с ума… Что я пожелала?! Стыд-то какой, о Езус! Это же грех – с мужчиной, без венчания…

Нехорошая догадка мелькнула в голове Анжелы, заставив похолодеть. Значит, все-таки наговорила лишнего в бреду, дуреха… Подставила своего «рыцаря», по-черному подставила…

– Панна сидела рядом со мной, когда я была без чувств? – довольно резко спросила она.

Всхлипывающая Агнешка кивнула, утирая слезы.

– Та-а-ак… – задумчиво протянула «княжна Милославская». После чего, взяв полячку за руку, наклонилась к ней и прошептала спокойным, даже вежливым голосом, от которого Агнешке вдруг стало страшно – настолько явственно слышалось в нем шипение змеи, готовой молниеносно броситься и ужалить: – А вот теперь пусть панна расскажет все! О чем я говорила и кто еще это слышал? И да помилует Бог панну, если она вздумает утаить хотя бы самую малость!

Генеральный писарь Выговский, болезненно морщась, отложил перо и растер левой ладонью затекшую правую кисть. Целая стопка исписанных листов громоздилась по одну сторону от него, а другая (правда, гораздо более тонкая) еще только ждала своей очереди… Ужас! В голове был полный сумбур, слезились от напряжения покрасневшие глаза.

Да, нелегкое это дело – занимать такую должность при особе пана гетмана! Впрочем, грех жаловаться. Трудишься, словно хлоп на панском поле, однако и жалованье хорошее, и почет. А главное…

Выговский, чуть заметно вздрогнув, боязливо оглянулся, словно кто-то мог подслушать его потаенные мысли.

Гетман уже как-то задавал ему вопрос: справляется ли он, не слишком ли устает? Может, дать в помощь толкового человека или даже двух? Это же такой тяжкий труд – самому гору бумаг составлять, писать вчерне, потом – набело… Пусть хоть часть дела на себя возьмут, черновики пишут, к примеру! И он тогда отказался, не забыв смиренно поблагодарить за заботу. Мол, ради святого дела можно и перетерпеть усталость, а чем меньше людей посвящено в их тайны, тем лучше. Иные бумаги-то на вес золота, даже еще больше! Не приведи бог, помощник окажется ненадежным, проболтается спьяну или вовсе к ляхам сбежит… Хмельницкий, выслушав, одобрительно кивнул: верно рассуждаешь, Иване! И от щедрот своих наградил пышным жупаном со своего плеча и горстью червонцев.

Да, с гетманом ему повезло, ничего не скажешь! Особенно если всякий раз находить правильный подход и угадывать настроение… А это у него хорошо получается. Очень даже хорошо! Не зря многие казаки по-прежнему волками глядят: перевертыш, ляшский прислужник, улестил гетмана, в доверие влез! Но есть и немало таких, которые начали перед ним заискивать, улыбаются во весь рот да кличут по имени-отчеству: «Иване Остаповичу», хоть порой сами ему в отцы годятся… Понимают, что такое – генеральный писарь, особа, приближенная к пану гетману!

Что же, пусть привыкают. Придет время – еще ниже будут кланяться. Когда в его руке заблестит серебряная булава…