Читаем Московская история полностью

— Ермашов, который пришел, пусть уйдет. Он не умеет работать. Если есть другой Ермашов, который умеет, милости прошу. А этого — вон.

В приемной обомлевшая Дюймовочка стояла у окна в такой позе, которая наводила на мысль о последнем прыжке.

— Эй! Закрой дверь! — гаркнул из кабинета голос.

Дюймовочка трепыхнулась, но голос ее остановил:

— Нет, не вы. Ермашов!

И Женя вернулся и закрыл за собой дверь в кабинет.

Если бы Лучич знал, что он сделал с душой Жени в этот момент! Ибо люди по-разному относятся к силе и могуществу.

По-разному. Очень по-разному.

Женя столкнулся с силой и могуществом второй раз в своей жизни. Первый раз еще тогда в институте, переболев жесткую директорскую несправедливость, он все же оставил себе надежду, что такие люди нечасты. И Женя чувствовал уверенность, что в другой раз судьба не пошлет ему такой встречи. Он был, увы, слишком прямолинеен.

В тот вечер Женя, придя домой, возлег на изделие красного дерева давно минувшего века и стал лежать без малейшего движения, кротко глядя в потолок. Напрасно я пыталась придать событию более приемлемые размеры. Жарила любимые блинчики и произносила фразы, начинавшиеся со слова «плюнь». Напрасно Ангелина Степановна, не услышав обычного хохота, постучалась к нам и протянула в дверь руку с граненой стопочкой малинового варенья: наивный порыв помочь нам в борьбе с единственным в ее понимании бедствием — простудой.

Все было напрасно.

Лежа на музейной кровати, содрогаясь как от озноба, Женя говорил мне:

— Послушай, я же им восхищался. Как все. Ведь все восхищаются? Человек-глыба. Могучий, — а значит тот, кто может. Кто обладает возможностями. Не понимаю силы без доброты. Сила без доброты — величайшее зло человечества. Если сильный, умный, знающий человек недобр, это катастрофа. Нет, это преступление. Его надо лишать силы. Изолировать от деятельности. В интересах общества.

— Женя, что ты говоришь, — ужасалась я. — Нельзя же так. Ты слишком близко все принимаешь к сердцу. Не мучь себя. Плюнь.

— Погоди! — Женя морщился, закидывал руку за голову, досадливо тер затылок. — Неужели ты собираешься это принять? Без малейшей попытки… восстать, хотя бы внутренне? Ведь это рабство самое гнусное — рабство души. Не размышлять, не пытаться связать концы с концами! Нельзя жить без уверенности, что все, что с тобой происходит, вмещается в пределы разумного! Происходит кавардак, понимаешь ли, и необходимо в нем разобраться, пока не поздно, иначе растрясет нас в манную кашу!

Он не мог выразить свою мысль. Не мог ее сформулировать так, чтобы я ее поняла. Старалась, но не знала, так ли уж все это важно? Стоит ли так убиваться? Разве нам грозит действительно что-то страшное? Ну, например, разлука, опасность смерти, потеря близких? Или голод, как в детстве? Вот это действительные беды; все остальное разве имеет какое-нибудь серьезное значение, хотя бы по сравнению с тем, что нам пришлось познать уже в детстве? Войну…

Господи, мелкие неприятности по работе, подумаешь тоже мне. Да забудут через неделю этот приказ. Мало ли что бывает. Под горячую руку.

Я прилегла рядом с Женей, обняла его за шею. Он кашлянул в темноте и произнес чуть хрипловато:

— А если она родит не писателя, не музыканта, не выдающегося ученого?

— Кто?! — изумилась я.

— Говорю, а что, если она родит алкоголика или преступника? Будущего убийцу, например? И из-за этого неизвестного будущего сегодня загублен труд многих людей. А другим людям недодано что-то. Пятьдесят кинескопов одним махом! Люди недополучат того, что могло бы их порадовать, украсить их жизнь, что-то прибавить к их благосостоянию. Так стоит ли…

Я села в постели.

— О чем ты говоришь, Женя?

— Стоит ли ради неизвестного будущего так безусловно жертвовать сегодняшним благом? Сегодняшний день — разве не от его уровня зависит будущее? Значит, важнее всего то, как мы живем сегодня. Мы, которые есть, вот главное. Сегодняшний уровень выше, значит, само собой, станет выше уровень будущего. Это гарантировано. Гораздо более гарантировано, чем неизвестный генетический код будущего человека.

— Ну и что? Я с тобой согласна, но какой вывод?

— Вывод такой: ссылка на будущее избавляет людей от ответственности перед настоящим. В наших представлениях будущее заранее предполагается лучшим. Это увертка. Вот, мол, сегодня нету, зато завтра будет. Для наших детей. А откуда оно возьмется? Боженька с неба скинет?

— Женя, — взмолилась я. — Ты же так себя расковыряешь до крови. Все равно ты с ней ничего поделать не сможешь. Ты ей не разобъяснишь, она лучше работать не станет. И не накажешь, чтоб почувствовала, нет у тебя такой возможности. Что ты, вычтешь с нее за эти пятьдесят кинескопов, что ли? Не прошибешь ты ее. Поэтому плюнь. И давай спать.

— Спокойной ночи, — сказал он.

Я устроилась в прежней уютной ямке возле его плеча, и уснула.

В глубине ночи я внезапно проснулась. Женя лежал, повернувшись ко мне спиной, и очень тихо, очень горько стонал…

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека рабочего романа

Истоки
Истоки

О Великой Отечественной войне уже написано немало книг. И тем не менее роман Григория Коновалова «Истоки» нельзя читать без интереса. В нем писатель отвечает на вопросы, продолжающие и поныне волновать читателей, историков, социологов и военных деятелей во многих странах мира, как и почему мы победили.Главные герой романа — рабочая семья Крупновых, славящаяся своими револю-ционными и трудовыми традициями. Писатель показывает Крупновых в довоенном Сталинграде, на западной границе в трагическое утро нападения фашистов на нашу Родину, в битве под Москвой, в знаменитом сражении на Волге, в зале Тегеранской конференции. Это позволяет Коновалову осветить важнейшие события войны, проследить, как ковалась наша победа. В героических делах рабочего класса видит писатель один из главных истоков подвига советских людей.

Григорий Иванович Коновалов

Проза о войне

Похожие книги

О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза
Тихий Дон
Тихий Дон

Роман-эпопея Михаила Шолохова «Тихий Дон» — одно из наиболее значительных, масштабных и талантливых произведений русскоязычной литературы, принесших автору Нобелевскую премию. Действие романа происходит на фоне важнейших событий в истории России первой половины XX века — революции и Гражданской войны, поменявших не только древний уклад донского казачества, к которому принадлежит главный герой Григорий Мелехов, но и судьбу, и облик всей страны. В этом грандиозном произведении нашлось место чуть ли не для всего самого увлекательного, что может предложить читателю художественная литература: здесь и великие исторические реалии, и любовные интриги, и описания давно исчезнувших укладов жизни, многочисленные героические и трагические события, созданные с большой художественной силой и мастерством, тем более поразительными, что Михаилу Шолохову на момент создания первой части романа исполнилось чуть больше двадцати лет.

Михаил Александрович Шолохов

Советская классическая проза