Московская мозаика

Возврат в Копенгаген, последующее перемещение резидентом в Гамбург, и Бестужев почти у цели. Он посылается в Киль для осмотра архивов герцога Голштинского, мужа старшей дочери Петра I. Сын этой пары - будущий Петр III оставался наиболее опасным претендентом на русский престол. С редкой ловкостью дипломат изымает нежелательные для Анны Иоанновны документы и среди них знаменитое завещание Екатерины I в пользу прямых потомков Петра. Но даже это не открывает ему дороги в такой желанный и недосягаемый Петербург.

Долгожданная перемена наступает в марте 1740 года. Бестужеву предписано явиться в столицу, чтобы заседать в кабинете министров. Все объяснялось просто: Бирон искал достойного противника Остерману.

Наступивший розыгрыш власти оказался коротким и жестоким. Падение Бирона увлекло за собой и Бестужева. Шлиссельбургская крепость. 17 января 1741 года приговор - смертная казнь через четвертование и как величайшая милость новой «правительницы», Анны Леопольдовны, замена казни лишением всех чинов, должностей и имущества. С момента приказа вернуться в Петербург не прошло и полугода.

И еще девять месяцев. Бестужев вызывается в Петербург. Помилование не объявлено, но для чего-то он нужен. Бестужев снова единственный, кому удалось уйти целым из очередного придворного катаклизма. Какой ценой - даже опытнейшим придворным интриганам не хватило времени в этом разобраться. Шел октябрь 1741 года, месяцем позже переворот привел к власти Елизавету.

Еще осужденный, но уже почти оправданный, втянувшийся в новую интригу, не имевшую отношения к заговору Елизаветы, - в этом автор «Сказания» ошибался - Бестужев не мог рассчитывать на симпатии новой императрицы. Никогда не делал он ставок на дочерей Екатерины I, и в самый решающий момент не учел возможности вступления на престол Елизаветы. Оставалось одно - действовать стремительно, без оглядки, и здесь оказался включенным в игру «Климент».

1741 год. 25 ноября - дворцовый переворот.

7 декабря - Елизавета отдает распоряжение о строительстве Преображенского собора. Почти одновременно Бестужев объявляет о строительстве нового «Климента». То, что «Климент» находился в Москве, было настоящей удачей - коронационные торжества происходили в старой столице.

12 декабря - Елизавета назначает Бестужева вице-канцлером. В качестве подарка он получает московг ский дом Остермана.

1742 год. Зима. Готовится место для строительства Преображенского собора, разбирается Знаменская церковь «у Климента».

Лето. Торжественная закладка обеих церквей.

Теперь было ясно «почему», оставался вопрос «кто». Кому Бестужев мог заказать проект и почему имя зодчего, несомненно высоко одаренного, который сумел уже одной постройкой «Климента» войти в историю русской архитектуры, оказалось забытым?

«Сказание» говорит о «придворном архитекторе». Это могло быть указанием на Растрелли, если бы не особенности характера канцлера. Рассчитывая каждый свой шаг, слово, действие, Бестужев не мог опрометчиво поступить в выборе зодчего для церкви, которая имела для него слишком большое значение. Растрелли был любимым архитектором Анны Иоанновны, сохранил свое положение и при сменившей ее «правительнице» Анне Леопольдовне. Ему только предстояло завоевывать симпатии Елизаветы. Правильнее предположить, что Бестужев позаботился обратиться к тому, чьими услугами уже пользовалась и кому доверяла в этот момент новая императрица.

Для своего Преображенского собора она выбирает работавшего еще при Петре I Михаилу Земцова. Тот вскоре умирает, и проект переходит в руки архитектора, строившего для Елизаветы, когда она еще была цесаревной, - Пьетро Трезини.

Несмотря на итальянское происхождение, Пьетро Трезини нельзя назвать нерусским архитектором. Его родина - Петербург, и легенда называет его крестником самого Петра. Он уезжал учиться в Италию - Россия еще не имела своих архитектурных школ, вернулся и строил в обеих столицах. С Трезини связано распространение в нашей архитектуре стиля рококо.

В таких ансамблях, как представленный на современной гравюре ансамбль Троице-Сергиевой пустыни, Трезини сохраняет связь с принципами архитектуры раннего Петербурга.

Рококо - стиль, порожденный французским искусством времен Людовика XV, приходит на русскую почву с опозданием. Новая, светская архитектура, сменившая творения древнерусских зодчих, придерживалась проголландской ориентации. Условия Голландии особенно напоминали Петербург, на котором было сосредоточено внимание реформаторов, а расчетливая простота голландских построек как нельзя более отвечала стремлениям Петра. Ничего лишнего ни в смысле расходов, ни в смысле мастерства.