Московская мозаика

Подобно Растрелли, Пьетро Трезини среди тех, кто начинает отходить от суховатой рациональности начала века. Под влиянием рококо еще недавно такие грузные и строгие стены первых петербургских построек прорастают хитросплетением лепной листвы и цветов. Увеличиваются, будто раскрываются навстречу свету окна. Их сложный абрис повторяется в бесчисленных зеркалах, щедро покрывающих стены помещений. Колонны сменяются полуколоннами, пилястрами, создавая причудливую игру света и тени, в которой словно растворяется стена. Как фантастические беседки, смотрятся внутренние помещения, где зеркало легко принять за окно, а окно за живописное панно - все в одинаково замысловатых обрамлениях лепнины и резьбы. Неустойчивый, призрачный мир готовых каждое мгновение смениться зрительных впечатлений - он как настроения человека, к которым так внимательно искусство рококо.

Трезини немного иной. Он как бы серьезней, вдумчивей. Он полон впечатлений от рождающегося Петербурга и архитектуры старой Руси. Конюшенное и Таможенное ведомства, оперный театр в Аничковом дворце, многие церкви - постройки Трезини сохраняют материальность, их декорация более сдержанна. Вместе с тем зодчий ищет, как совместить привычные формы с новым ощущением архитектуры. Именно он предложит ввести в рокайльных церквах-дворцах характерное московское пятиглавие - пять куполов, и его примеру последуют другие зодчие. Это как бы переход рококо на русскую почву со всеми ее особенностями и традициями. И если придирчиво сопоставить проекты архитектора с «Климентом», рука одного автора становится очевидной. Тот же вывод подсказывают и документы: проект «Климента» был заказан Бестужевым Пьетро Трезини.

Но тогда нетрудно понять, почему не сохранилось имя зодчего в связи с «Климентом». Симпатии Елизаветы к Трезини быстро уступили место увлечению блестящим талантом Растрелли. Все постройки Трезини одна за другой перешли к новому любимцу. Крестник Петра I предпочел попросту уехать из России. Не стал о нем вспоминать и внимательно следивший за настроениями императрицы Бестужев.

Ну а история строительства? Она по-прежнему неотделима от жизненных перипетий канцлера.

1742 год, октябрь. Дело против группы придворных, обвиненных в приверженности к свергнутому малолетнему императору Иоанну VI Антоновичу. Пытки. Средневековая жестокость приговоров - четвертование, вырезание языков, кнуты, Сибирь. Дело непосредственно задевало Бестужева. Его противниками на этот раз выступали близкие к Елизавете лица - французский и прусский послы.

Решительности вице-канцлеру занимать не приходилось. Он задерживает курьера французского посла, отбирает у него депеши и представляет их Елизавете. Документы говорили не только о степени вмешательства Франции во внутренние дела России - по-настоящему задели императрицу примененные в ее адрес слишком нелестные выражения.

1744 год, июнь. Французский посол выслан, участники группы попадают в опалу. Бестужев назначается великим канцлером. Его новую победу символически подчеркнула передача ему еще одного дома Остер-мана, на этот раз в Петербурге.

Приходит полнота власти, уверенность в своем положении - пропадает желание тратиться на «Климента». Построенный вчерне, он так и остается незаконченным. Тем более что приход мог обходиться неразобранной старой Климентовской церковью.

Интриги, интриги, интриги… В их густой паутине теряются все концы и начала. Конфликты с наследником престола Петром III, тайные переговоры сего женой, будущей Екатериной II. Небольшой просчет: переговоры становятся известными Елизавете, и судьба великого канцлера решена. В феврале 1758 года ему выносится смертный приговор - еще один! - и на этот раз замененный лишением всех прав и состояния с ссылкой в единственную оставленную за Бестужевым подмосковную деревню.

Бестужеву шестьдесят пять лет. Немалые годы, среди которых не было простых. Но вчерашний канцлер не видит выбора - снова борьба, снова на сцене «Климент». Нетрудно припомнить, что о 1758 годе как о времени начала строительства нынешнего здания говорят все справочники.

Проектировавшиеся П. Трезини и его архитектурной мастерской церкви смотрятся светскими постройками, хотя именно он вводит в них традиционное московское пятиглавие.

И как же откровенно играет старый дипломат все на том же «Клименте»! Великолепное сооружение - игрушка в его умелых и расчетливых руках. Только теперь все изменилось. Сам Бестужев не имеет права ничего делать. Нужно лицо подставное. Им становится Козьма Матвеев, служивший по прежнему ведомству Бестужева - «иностранной части».

«Климент» должен напомнить Елизавете о тех годах, когда Бестужев ловко оправдался от возведенной на него «напраслины». Он должен свидетельствовать о неизменной преданности ей старого царедворца даже в «несправедливом гонении».