Московская Нана

— Меня привел к вам экстренный случай. Вчера я облапошил одного дурака и взял за «процесс наклейки гербовой марки» почти сто тысяч, засим выиграл дело в суде.

— Поздравляю, а мне-то что!

— Я пришел поделиться своим счастием, тем более, дело я выиграл в суде с трудом. Произошел даже маленький скандал…

— Что ж, спасибо за память, — так же холодно промолвила Клавдия. — Мне деньги всегда нужны. Только прошу за них не требовать от меня лишних ласк. Советую потщательней подготовиться к обычному, очередному диспуту. Сейчас же лучше расскажите про скандал… Я люблю, когда вы попадаете впросак.

— Впросак я никогда не попадаю, — обидчиво заметило светило адвокатуры, — а в непредвиденные обстоятельства — да. Вчера я допрашиваю одного свидетеля с противной стороны. Показал он. Мне его показания не понравились. Я его и начал сбивать и сбил. Другое, совсем противоположное заговорил. Его «свидетельство» секретарь записал. А когда попросили «очевидца» показание подписать, он от подписи отказался. «За меня, говорит, — адвокат показывал, пусть он и подписывается. Он совершенно сбил меня, и я вместо правды — ложь сказал». Произошло полное недоразумение. Председатель сам его стал вновь допрашивать, и он опять, как впервые, на моих доверителей правду показал. Дело, однако, я выиграл. Анекдот-с!

— Спасибо за откровенность! — воскликнула Клавдия. — За острый ум ваш я вас и переношу, а то какой вы, скажите на милость, мужчина! Тряпка…

— Вы, я вижу, в дурном настроении духа! — сказал адвокат и, положив на грудь «вакханки» большой, туго набитый конверт, простился, поцеловав мокрыми, холодными губами руку своей «слабости».

Клавдия была недолго одна.

Как это всегда бывает, что за одним непрошеным гостем является другой, так и вслед за адвокатом явилась также звезда первой величины, «божественный баритон» Выскочкин.

Театральной, неблаговоспитанной походкой подошел он к кровати Клавдии и как-то простонал:

— Прости меня, Тамара! Я сон встревожил твой! Но привела к тебе моя судьбина…

— Оставьте свое глупое ломание! — раздраженно проговорила Клавдия… — Взрослый человек, а все мальчика из себя разыгрывает и на сцене, и в жизни. Удивляюсь, как вас еще терпят за ваши наглые капризы в театре…

— Меня давно они бы погубили, но смерть моя — театру смерть, — продолжал кривляться «баритон». — Я к вам пришел сейчас по порученью… Прошу вас выслушать… Я первый раб ваш, грозная царица. Со мной пришел мой верный Лепорелло.

— Выскочкин, говорите серьезно или уходите! — уже не шутя сказала Клавдия. Она даже привстала с кровати, причем грудь ее совершенно обнажилась. — Говорите толком, кто с вами пришел?

Баритон объяснил, что пришел полуактер, полукомиссионер приглашать ее выступить в живых картинах в бенефис кафешантанного директора г. Декольте.

— Я его принять не могу, — сказала категорически Клавдия. — Если же вы думаете, как опытный артист, что его предложение подходит ко мне и не повредит мне — узнайте подробно: какие будут картины, и сколько они намерены заплатить?

— Заплатят, я знаю, они за вечер по 500 рублей, — пояснил Выскочкин… — Повредить же вам участие в живых картинах, даже и в таком вертепе, ни в каком случае не может. Напротив. Я немного посвящен в тайну. Просил это сделать г. Декольте вчера вечером ваш поклонник Полушкин. Я сначала, простите, предполагал, что это вы его научили.

— Очень мне нужно! — презрительно сказала Клавдия. — Без них-то я не обойдусь! Впрочем, если просят, я согласна. Предложение выгодное. Подите, скажите своему «свату» мой ответ.

— С радости чуть мой Лепорелло не умер, — смеясь, говорил, входя в спальню, Выскочкин. — А мне что же, за благой совет и хлопоты ничего не будет?..

— Конечно, ничего! — кокетливо улыбнулась Клавдия.

Ей очень нравился этот некрасивый, но сильный, страстный и, вдобавок еще, знаменитый юноша… Пение его очаровывало ее, как и всех других женщин.

— Жестокая! Ты мук не понимаешь, — запел Выскочкин своим сильным бархатистым голосом.

Выскочкин знал по опыту, что только пением, и именно этой арией, можно разжалобить «божественную» Клавдию. «Вакханка» поддалась «гипнозу» и, очарованная талантом певца, не могла не отвечать на его горячие ласки, на его сильные объятия…

VI У ДЕКАДЕНТА

— У, противный какой! совсем измучил меня, — говорила Клавдия по адресу юноши, когда он уже был в театре на репетиции. — Как я устала…

Однако, усталость не помешала Льговской через час звониться у странного подъезда декадента в его приемные часы, о которых «вакханка» узнала из газетных объявлений.

Рекламский жил в подвале громадного дома на Мясницкой, хотя он был очень богат.

Лестницу, ведущую в жилище поэта, освещали скелеты со вставными разноцветными электрическими «глазами». Клавдию неприятно поразила эта разнообразная игра и сила света. Она поморщилась.

«Какое сумасшествие!» — подумала она.

На звонок вышел сам хозяин.

— Я знал, что это вы явитесь, — промолвил он просто.

— Я одарен необыкновенным предчувствием. Очень рад… «Ясновидение» и на этот раз не обмануло меня.