Московская Нана

Самолюбие ее страшно страдало: она первый раз в жизни находилась в таком положении! Все мужчины до сего времени повиновались ее одному взгляду.

Она уже хотела «сдаться», как вдруг на помощь ей явились, услыхав ее протестующий голос, поэт Рекламский и «звезда-баритон» Выскочкин.

Клавдия, задыхаясь от гнева, передала им свой рассказ. Она была почти совершенно обнаженная, но ей было не до приличий.

Великан Рекламский бросился на «именинника» и одной левой рукой выбросил его из уборной. Все остальные, видя участь хозяина, поспешили сами, подобру-поздорову, ретироваться: им всем хорошо были известны нрав и сила г. Рекламского!

Между тем, как декадент очищал уборную, Выскочкин одевал Клавдию или, вернее, мешал ей одеваться…

Клавдии очень льстило публичное внимание знаменитостей, в особенности кумира москвичей — Выскочкина, и она терпеливо сносила вольности популярного артиста.

А тот, между прочим, действовал «вовсю», совсем забыв о присутствии в уборной поэта.

— Русалку встретил я, и где ж?.. В уборной Декольтиста! — напевал он, натягивая чулки на божественные ножки «Наны».

— Ах вы, шут гороховый, — говорила уже совсем весело Льговская. — Ну, едем за это ко мне ужинать, господа; вы его вполне заработали!

— Как, втроем?! — разочарованно прошептал певец. — Благодарю, не ожидал…

— Я с вами попрощаюсь здесь! — сказал с поклоном Рекламский. — Я вас еще не поблагодарил за вчерашнее… Надеюсь, вы не забыли моих убеждений!.. Мне у вас нечего делать!..

— Я вас не понимаю! — воскликнула притворно Клавдия. — Вы, кажется, начали бредить.

IX «ХОДАТАЙ» ПОЛУСОВ

На следующий день «дебюта» Клавдия проснулась очень рано. До четырех часов ночи ей не давал спать «баритон», и она прогнала его домой.

— Я устала… Уходи, — заявила откровенно «звезде» новоиспеченная «Нана». — Мне завтра нужно рано вставать!

Как ни не хотелось Выскочкину уходить из тепла на свежий весенний воздух, а пришлось: Клавдия не любила повторять свои приказания два раза!

После ухода певца Клавдия забылась, но ненадолго, тяжелым, беспокойным, похожим на кошмар сном.

В восемь часов она уже была на ногах… Гнев, досада сосали ее оскорбленное сердце… Она не могла без содрогания вспомнить вчерашний вечер.

«Но кто же в этом виноват? — уясняла она себе. — Никто! Печальное стечение обстоятельств!»

Чтобы чем-нибудь отвлечь себя от грустных дум, Клавдия стала подсчитывать свои приходы и расходы. Пока все было вполне благополучно, а потом, пожалуй, будет несколько трудненько без Полушкина.

«Кстати, как он скоро вчера исчез из моей уборной! — продолжала Клавдия размышлять. — Послушный стал зверек! — Далее Льговская вспомнила, что праздники не за горами, а там и переезд на дачу. — Придется, пожалуй, с Полушкиным помириться: я так привыкла к его “пустынной” даче в вековом парке, недалеко от Кунцева и Москвы-реки!»

Льговская могла «мыслить» до бесконечности. Размышление было одним из ее любимых занятий… Но поклонники постоянно отвлекали ее от философии… Так было и теперь…

Раздался звонок, другой. Горничная то и дело извещала о прибытии совершенно незнакомых личностей, явившихся к Клавдии, как к новой великой артистке, засвидетельствовать свое почтение.

— Никого из незнакомых не принимать! — строго приказала Клавдия. Она так боялась, что в числе их придет и вчерашний сумасшедший крикун и ругатель.

Но вот горничная подала карточку Полусова. На обороте ее было предупредительно вписано довольно малограмотно: «Родственник Полушкина. Желаю видеть по делу».

— Проси! — сказала Клавдия. — Полусов, Полусов! — говорила она про себя. — Где я слышала эту фамилию? Ба! да не с его ли дочерью я училась в гимназии?

— Мо-о-жно? — заикающимся голосом спросил входящий к Клавдии седой, среднего роста господин с козлиной бородкой.

— Пожалуйста! — приветливо сказала Клавдия. — Прошу покорно садиться.

— Я к вам от всей семьи-и Полу-у-у-шки-ных, — начал он. — Пожалейте вы нас. Наш Коко совсем без вас с ума сходит. Простите его, дурачка.

— Я на него и не сержусь, — ответила нежно Клавдия. — Он просто мне надоел… Пусть немного обождет и полечится от нахальства.

— Он и так лечится! — воскликнул гость. — Но лекарства от любви не помогают. Простите его, умоля-а-аю вас.

— Дайте срок, я подумаю. Кстати, ваша дочь не училась со мной вместе в гимназии? — и Клавдия назвала Полусову свою гимназию. — Потом, не родня ли вам Надя Мушки-па?

— Родня! — удивленно и вместе с тем тревожно ответил Полусов на второй вопрос. — По-о-чему это вас интересует?

— Вы не были ее опекуном? — не отвечая прямо на его вопрос, спросила Клавдия.

— Бы-ыл.

— А зачем вы ее опекли?

— Я вас не понимаю. Она разве та-ара-а-кан, чтоб ее опечь или запечь…

— Не притворяйтесь и не острите… Я все прекрасно знаю. Сознайтесь, что вы обидели сирот, и я возвращу к себе вашего Коко! Согласны?..

— Напрасно вы, суда-арыня, меня обижаете! — воскликнул жалобно Полусов. — У Нади еще были опекуны, кроме меня, — ее мачеха и купеческий брат Верхнеудинцев… Последний ее и опек… Я человек богатый и бездетный, а у него восемь дочерей, и всем приданое подавай!..