Московская Нана

Только сегодня утром она согласилась на следующую хитрость Клавдии: завтра скаковое Дерби! Льговская поставит на счастие Нади пятьсот рублей на какую-либо лошадь и, если она выиграет, то всю прибыль, за исключением своих пятисот рублей, Клавдия отдаст ей… «Она ни за что не согласилась бы, — сказала про себя Льговская, — и на эту комбинацию, если не желала бы выйти поскорее замуж за своего “стрекулиста”, как выразился о музыканте Полусов. Деньги ей теперь нужны до зарезу. Полусов ничего не дает. А ей надо кое-что сделать, свадьбу устроить, а затем и гнездышко… Далее, необходимы деньги на первое время, чтобы жить, пока кто-нибудь из “молодых” получит место. Обо всем этом Надя мне сегодня рассказала… Посмотрим, счастлива ли она? Если же нет, я, все равно кое-что дам ей и скажу, что выиграла. Она, чудачка, сильно уверена, что лошадь не придет. “Для счастья”, завтра вечером она даже за ответом пришлет своего возлюбленного… Что ж, посмотрим, хорош ли он? Музыкант очень меня интересует! Теперь, я думаю, Надя уже доехала до своей резиденции у сестры… Представляю, как та взбеленится, узнав, что Надя, несмотря ни на что, все-таки выходит за нищего! Жаль только, что эта глупая свадьба будет летом: я лишаюсь в лице Нади лучшего собеседника!.. С кем я теперь буду купаться? С кем искать грибы?.. Придется пригласить Елишкину, хотя я и ненавижу ее за мужа, либералиста-фарисея… Воображаю, как он злится, видя, что торжествует порок и угнетена добродетель в лице его… Хороша добродетель, нечего сказать! Особенная, с кисточкой, как выразился бы Наглушевич. Я хотя и потерянная, как говорят в деревне, но толк в добре и зле понимаю и прямо заявляю, что предпочитаю откровенных “проститутов” мысли, Наглушевичей, этим ходячим, избитым либеральным истинам — Елишкиным. И не одна я отличаю Наглушевичей, отличают их и предприниматели-издатели и платят им за продажность, талантливую продажность, такие бешеные гонорары, от которых, при одной мысли о них, расстройство гнилого рассудка и катарального желудка делается у Елишкиных. Я очень рада, что пригласила Наглушевича сегодня к себе. Он обещал привезти с собой Рекламского… Поэт — единственный мужчина, не поддавшийся моим чарам после того, как я внезапно отдалась ему на квартире… Он действительно правду говорил, что может женщину любить только один раз. Это, по-моему, уродство и ненормальность. Однако, я все-таки была бы рада, и очень рада, его приезду».

XI НОЧЬ ЗА «ДЕРБИ»

Наглушевич приехал один, без Рекламского.

— Мне нужна назавтра тысяча рублей, — этими словами встретила фельетониста Клавдия. — Если у вас их нет, можете отправляться обратно в Москву.

— Я вам привез их, — покорно ответил фельетонист. — Извольте, вот они. Я добыл их на рынке печатного слова, где честь, правду, совесть, — все продают. Мы размениваем на нем свою кровь, сок своих нервов на звонкую монету. Каждый час писания приближает нас к смерти… Вот как легок наш труд!..

Клавдия поняла в его словах намек.

— Я, — сказала она презрительно, — тоже продаюсь и мне совершенно лишнее знать: с трудом или без труда, с мукой или без мук достались вам эти деньги! Плох тот купец, который будет расспрашивать каждого покупателя, откуда он достал деньги для покупки у него товара…

— Вы меня не поняли, неоцененная, — фамильярно сказал Наглушевич. — Я просто хотел поделиться с вами, как с умной женщиной, своими мыслями.

— Со мной? Мыслями! Будет льстить, — воскликнула Клавдия. — А кто про меня писал, что говорить со мной можно только после «пьяного» ужина? За «опубликование» этого «разговора» я увеличила по отношению к вам гонорар… Но будет философствовать! Едете завтра на Дерби?

— Что ж, я не прочь, — ответил устало фельетонист. — Я всегда рад лишний раз посмотреть, как горсть умных людей будет стричь полчища глупых баранов.

— Неужели вы не будете играть?

— Благодарю вас! Это на последнюю-то тысячу, оставшуюся у меня и не отданную вам, на которую я должен жить целый месяц?

— Я дам вам взаймы, хотя у меня у самой мало пороху. Я обещалась выиграть приданое своей подруге, поставить, на ее счастье, на одну лошадь, скачущую на «Дерби», пятьсот рублей.

— Какое безумие: доверять лошади такую сумму!

— Я с удовольствием доверю этот капитал вам и не буду ставить его в тотализатор: отвечайте мне своими пятьюстами рублями, что выбранная мною лошадь проиграет.

— Я согласен… Вот афишка, я не забыл ее, по вашему приказанию, привезть. Выбирайте лошадь!..

— Нет, зачем же: я выберу ее завтра.

Когда Наглушевич и Клавдия подъезжали на лихаче к скаковым трибунам, скачки уже начались, хотя приз «Дерби» и был еще «далеко».