Московская Русь до проникновения масонов

«…Ничего кроме подвига Печерских иноков, слагавших летописи и Патерики…» (?!!) Для русского европейца г. Федотова это конечно очень мало. Он, если бы духовная история Киевской Руси зависела от него, охотно бы променял могучее влияние Евангелия на население Киевской Руси, все подвиги русских иноков и их все Патерики и летописи, то есть весь духовный фундамент русского народа на никому ненужные битвы схоластиков и такую же никому не нужную схоластическую премудрость средневековых университетов. И сделал бы это несмотря на то, что по его же оценке «такой летописи не знал Запад, да, может быть, и таких патериков тоже…» И по его же признанию:

«Если правда, что русский народ глубже принял в себя и вернее сохранил образ Христа, чем всякий другой народ, (а от этой веры трудно отрешиться и в наши дни), то, конечно, этим он прежде всего обязан славянскому Евангелию. И если правда, что русский язык гениальный язык, обладающий неисчерпаемыми художественными возможностями, то это ведь тоже потому, что на нем, и только на нем говорил и молился русский народ, не сбиваясь на чужую речь, и в чем самом, в языке этом (распавшемся на единый церковно-славянский и на многие народно-русские говоры) находя огромные лексические богатства для выражения всех оттенков стиля («высокого», среднего» и «подлого»)…» Но даже если считать что русский народ «глубже принял в себя и вернее сохранил образ Христа, чем всякий другой народ», а от «этой веры, по мнению г. Федотова, трудно отрешиться и в наши дни», то, по мнению Федотова, это не перевешивает того факта, что «этот великий язык до XVIII века не был орудием научной мысли. А это по мнению горе-богослова, перевешивает все, и то, что он вплоть до победы в душах русской интеллигенции марксизма, этого отвратительного законного дитя европейской «научной мысли», создал самую христианскую государственность.

По мнению этого горе-богослова, за свою приверженность Евангелию, а не схоластике за ограниченность (?!) древней Руси, русский народ заплатил «глубоким расколом Петербургской России». А это, заявляет г. Федотов, возвращает нас к теме об интеллигенции».

Русская интеллигенция, горюет «богослов» Федотов, — столь же мало понимала, что все в русской жизни происходит от глубокого, не формального увлечения Евангелием.

«…Русская интеллигенция конца XIX века столь же мало понимала это, — пишет г. Федотов, — как книжники и просветители древней Руси. И как в начале русской письменности, так и в наши дни русская научная мысль питается преимущественно переводами, упрощенными компиляциями, популярной брошюрой. Тысячелетний умственный сон не прошел даром. Отрекшись от классической традиции, мы не могли выработать своей, и на исходе веков — в крайней нужде и по старой лености — должны были хватать, красть (compilare), где и что попало, обкрадывать уже нищавшую Европу, отрекаясь от всего заветного, в отчаянии перед собственной бедностью. Не хотели читать по-гречески, — выучились по-немецки, вместо Платона и Эсхилла набросились на Каутских и Липпертов. От киевских предков, которые, если верить М. Д. Приселкову, все воевали с греческим засильем, мы сохранили ненависть к древним языкам, и, лишив себя плодов гуманизма, питаемся теперь его «вершками», засыхающей ботвой.»

Вся эта нелепая тирада есть прямой результат того, что г. Федотов и подобные ему русские европейцы со времен праотца своего Александра Радищева только и делали, что отрекались от духовного наследия предков и где и как попало обкрадывали национальную Европу.

III

Г. Федотов представляет собой блестящий пример духовного скопца, ни русского, ни европейца, «стрюцкого», как брезгливо назвал таких интеллигентов Ф. Достоевский. И как у всех стрюцких, ложная идея у г. Федотова родит другую ложную идею, а совокупность ложных идей, — ложный нелепый вывод.

Как храбрый портняжка в сказке Гримма, господин Федотов единым взмахом несколько исторических неоспоримых фактов и верных идей убивахом. Если верить г-ну Федотову, то ни Киевская, ни Суздальская, ни Московская Русь, а республиканский Новгород является главным творцом общерусской куль туры.

«…Теперь мы знаем, — утверждает г. Федотов, — что главное творческое дело было совершено Новгородом. Здесь, на севере, Русь перестает быть робкой ученицей Византии, и, не прерывая религиознокультурное связи с ней, творит свое — уже не греческое, а славянское, или вернее, именно русское — дело. Только здесь Русь откликнулась христианству своим особым голосом, который отныне неизгладим в хоре народов-ангелов. Мы знаем с недавних пор, где нужно слушать этот голос. В церковном зодчестве, деревянном и каменном, в ослепительной новгородской иконе, в особом тоне святости северных подвижников».

И опять все это, как почти всегда у г. Федотова, историческая натяжка. Может быть и не сознательная, но все же ложь. Милый сердцу республиканца Федотова республиканский Новгород, был только одним слагаемым в том великолепном явлении, имя которому древне-русская культура.

* * *