Московская Русь: от Средневековья к Новому времени

Вместе с ростом напряжения на землях Юга увеличивалась нестабильность и в старом Центре. С 1570-х гг., когда начался отлив населения из старых районов, возникла прямая опасность для устойчивости социальной системы. Теряя рабочие руки, помещики теряли возможность служить: им становилось, как тогда говорили, «не с чего». Вспыхнула борьба за рабочие руки, крестьян сманивали и незаконно «свозили», насильно удерживали на своей земле и требовали от правительства соответствующих законов. Государство провело перепись, запретив на ее время переходы даже в Юрьев день («заповедные годы»). Дело быстро шло к общему закрепощению. Но запреты «выхода» и сыск беглых крестьян вызывали сопротивление, усиливали стремление уйти к другому хозяину или на «новые землицы»: крестьянин не хотел оставаться на той земле, к которой его «прикрепляли».

Приходилось искать лучшей доли и горожанам: посадский человек, торговец и ремесленник, несший тягло (государственные повинности), не мог конкурировать со служилыми людьми, то есть служившими в приказах, и стрельцами. Ведь эти люди тоже имели право производить ремесленные товары и продавать их на городских рынках — но они были освобождены от повинностей, то есть не несли городского тягла, и могли продавать свои товары дешевле. В систему обороны города входили «осадные дворы» помещиков и бояр — на них жили их люди, также свободные от тягла (дворники). Это относилось и к жителям монастырских дворов. Понемногу служилый люд вытеснял свободное, тяглое население старых «замосковных» городов (по образному выражению С. Ф. Платонова, великого знатока Смуты: «московский город умирал медленною смертью; вместо него вырастала крепость») и уходил в поисках лучшей жизни все туда же, на Юг.

Разорение и ослабление старого Центра, террор Грозного, длительная и неудачная Ливонская война легко могли привести к взрыву народного возмущения. Это было видно даже иноземцам, многие из которых предсказывали надвигающуюся на Русь катастрофу. Англичанин Дж. Флетчер, напечатавший в 1591 г. книгу о России, прямо говорил о грозящем вскоре перевороте и гражданской войне, начало которой связывал со смертью царя Федора и пресечением московской династии. Окончить ее, по мнению Флетчера, должна была победа военных слоев и над знатью, и над простонародьем. Как мы знаем, во многом эти предвидения исполнились.

Проблема престолонаследия после смерти Грозного

Центральная Русь после смерти Грозного (18 марта 1584) представляла грустное зрелище поросших лесом усадеб, брошенных крестьянами сел, где церкви стояли «без пения», и непаханных полей. Люди тысячами гибли от неурожаев и эпидемий, уходили в дикие места. Оставшиеся платили налоги за всех, и они выросли в 2–3 раза. Страна, как никогда, нуждалась в разумном и терпеливом правителе.

Иван IV оставил двух сыновей: маленького Дмитрия и Федора Иоанновича (1584–1598). Последний и вступил на престол уже взрослым женатым человеком (ему было 27 лет). Глубоко религиозный и скромный, он обладал важнейшими в тот момент для правителя качествами: внутренней добротой и мягкостью. Правда, у него было мало опыта управления: Федора начали готовить к занятию престола только после того, как погиб последний из старших сыновей Грозного (Иван). Но зато этот опыт был у членов его собственного маленького двора, который сложился вокруг Федора с юности: его ядром была семья Годуновых. Особое влияние на царя имела его жена, сестра Годунова, Ирина Федоровна, глубоко преданная мужу и брату, разумная и сильная женщина. В развернувшейся после смерти Грозного в придворных кругах борьбе за власть Годуновы с сородичами выступили на редкость дружно, брались за любые поручения царя, не местничали друг с другом. Они сумели вытеснить из круга ближних советников молодого царя влиятельных бояр Ивана Шуйского, Ивана Мстиславского, Никиту Романова-Юрьева (менее родовитый, но он приходился царю Федору дядей), известного опричника Богдана Вельского.