Московская старина: Воспоминания москвичей прошлого столетия

Мальчики тоже в большинстве, если не отдавались в какое-либо привилегированное или военно-учебное заведение, воспитывались и обучались вплоть до университета дома; с ними занимались, помимо немца-гувернера, несколько учителей, в большинстве преподаватели гимназий, на лето приглашался студент, быстро превращавшийся в то гостеприимное и ласковое во многом время из репетитора в друга дома, почти члена семьи на долгие годы, а то и на всю жизнь. Немало романов, осложненных и обостренных сословностью и «дворянскою спесью», разыгрывалось на этой почве, — романов, кончавшихся иногда даже трагично, но в большинстве «вничью» или вполне благополучно по внешности, то есть браком. Такое домашнее обучение мальчиков обходилось сравнительно дорого, но, конечно, оно давало гораздо больше, чем гимназическое. Мальчикам тоже преподавалась музыка и танцы, последние совместно с девочками под руководством учителя танцев старика Карасева, а впоследствии Ермолова, причем иногда в таких танцклассах, происходивших под звуки меланхолической скрипки с обязательным прохождением всех позиций шассе, батманов и т. п., принимали участие и дети других семей, и подростки обоего пола заблаговременно обучались не только хорошим манерам и грации, но и искусству флирта.

Хорошие манеры были обязательны; нарушение этикета, правил вежливости, внешнего почета к старшим не допускалось и наказывалось строго. Дети и подростки никогда не опаздывали к завтраку и обеду, за столом сидели смирно и корректно, не смея громко разговаривать и отказываться от какого-нибудь блюда. Это, впрочем, нисколько не мешало процветанию шалостей, вроде тайной перестрелки хлебными шариками, толчков ногами и т. п.

Подарков в то время дети получали много и от родителей, и от родных и друзей дома, но дары эти и игрушки были гораздо примитивнее, проще и дешевле теперешних. В праздничные дни всегда к обеду приезжали гости, торжественно подавалось шампанское в обязательно обернутой салфеткой бутылке и наливалось в тонкие, высокие, а иногда хрустальные, граненые бокалы…

Хотя, как мною уже было сказано, общественное настроение москвичей было в те годы более чем консервативное, но существовали и тогда сравнительно либеральные дома, где, помимо французской, особенно распространенной литературы, читали и восхищались потихоньку Герценом, а открыто Тургеневым и Григоровичем, следили с горячим интересом за ходом дела раскрепощения крестьян… Таких домов и кружков к концу пятидесятых годов становилось все больше, а университетская молодежь, наэлектризованная Грановским,* в значительном большинстве была настроена либерально и рвалась к осуществлению на деле тех прогрессивных и гуманных положений, с которыми она знакомилась частью по лекциям более просвещенных профессоров, частью по книгам, всего же более в товарищеских кружках, которых в то время образовалось очень много.

Молодежь уже делала первые шаги к вступлению в общественную жизнь, участвуя в преподавании в народившихся тогда «воскресных школах»;* были и демонстративные выступления либерального направления; студенты в большом количестве явились на похороны и шли за гробом скончавшегося в Москве декабриста князя Трубецкого,* а несколько позднее, во время начавшихся тогда студенческих волнений, произошла знаменитая «дрезденская битва» студентов с полицией, так названная по местности, где она разыгралась, а именно на генерал-губернаторской площади против существующей и теперь там же гостиницы «Дрезден». Дело не обошлось без арестов и репрессий, и иным из наиболее увлекшихся юношей пришлось не только оставить университет, но и отбывать заключение в крепости. Эта же молодежь дала первых деятелей вскоре наступившей «освободительной эпохи» по крестьянской реформе, земству и судебным учреждениям.

II

Весной 1865 года, выдержав в Тамбовской гимназии в качестве экстерна вступительный в университете экзамен, я уже в начале августа направился в Москву, так как для поступления в Московский университет мне, по существовавшим тогда правилам, как имеющему гимназический аттестат не Московского учебного округа, надлежало подвергнуться еще в самом университете поверочному испытанию — colloquium’y.[4]