Московская старина: Воспоминания москвичей прошлого столетия

Мастерская находилась в доме Шаблыкина, угол Тверской и Газетного переулка,* место бойкое, центр города. Порядки и работа в мастерской воистину были каторжные. В мастерской работало 16 мастеров и 19 мальчиков. Спальня была для всех общая, внизу были общие палати-помост, и мастера спали на них вповалку, рядышком все 16 человек. Между полатями и стеною — аршинный проход, над полатями нижними были верхние полати для учеников, которые спали тоже вповалку. Все кишело паразитами — вшами и клопами. Рабочий день наш был с 6 часов утра до 8 часов вечера с перерывом в 1 час на обед, ¹/₂ часа на утренний чай — мальчикам одна кружка чаю, полкуска сахару и черного хлеба ломоть; вечером, в 5-м часу, полудничали: давали по ломтю хлеба; на этот перерыв полагалось полчаса. Обед и ужин состояли из картофельного супа с мясом и каши с салом или щей с мясом и картофеля с салом, но все наедались досыта. Работа была тяжелая, и проработав 12, чаще всего 12¹/₂ часов (так как хозяин старался всегда подвести часы), мы спешили лечь спать, потому что для сна оставалось не более 6―7 часов. Вследствие усталости мы так крепко засыпали, что клопы и вши могли нас живыми съесть — не услышим. И так было не у одного нашего хозяина, но у всех, а у многих и хуже.

Учеников в ученье хозяин брал на пять-шесть лет, давая им стол и помещение и один раз в две недели баню. Много учеников было из Воспитательного дома, безродных. Эти жили на всем хозяйском, но жили в ученье по шесть лет. Мастера получали плату от 7 до 14 рублей в месяц, готовый стол и помещение для самого работника, но квартир семейным не было.

До чего мы были дики нравом, приведу один памятный мне случай: на пасхе в 1882 году ученики нашей и прочих разных мастерских вздумали сделать кулачные бои-стенку; в какие-нибудь полчаса столько сбежалось рабочих, наступавших друг на друга с противоположных тротуаров, затем смешавшихся и усердно тузивших друг друга, что загородили Долгоруковский переулок* и Тверскую улицу и приостановили движение. Для восстановления порядка понадобились большие наряды полиции; к толпе вышел даже поп с крестом. Целую неделю потом полиция с врачом искала зачинщиков, осматривала синяки и ушибы. Но полиция проявила такое рвение только потому, что эта потасовка произошла в центре города; на окраинах же дрались свободно.

Осенью 1882 года хозяин наш перевел мастерскую в свой дом, на Житную улицу, у Калужских ворот. Здесь условия жизни для рабочих стали лучше: в спальнях были сделаны койки-нары, одна нара на двух человек, перегороженные посредине доской; проходы спальни были просторные. Вместо полудничанья с ломтем хлеба был введен чай; рабочее время осталось прежним.

Вот здесь мне впервые в 1883 г. пришлось прочесть две революционные книжки: «Речь Петра Алексеева» и «Кто чем живет» Дикштейна,* а также познакомиться с Ильяшевичем, который работал слесарем недолгое время в нашей мастерской. Вскоре после поступления в нашу мастерскую Ильяшевич зашел ко мне в конторку. Здесь нужно сказать, что хозяин, пользуясь моею грамотностью, навалил на меня конторскую работу: подсчет зарплаты, составление сметы по производству заказов, прописка паспортов и пр., пользуясь тем, что я в качестве ученика должен был производить эту работу бесплатно. Зашедший в конторку Ильяшевич говорит мне: «Я не надеюсь работать у вас долго, поэтому у меня просьба не прописывать мой паспорт».

Нужно сказать, что с паспортами была тогда большая строгость. Поэтому я посмотрел на него и говорю: «Только для вас это сделаю». — «Почему так?» — спрашивает он. Я ответил: «Мне понравились ваши книги». А книги ко мне попали так: Ильяшевич дал на спальню рабочим читать книги, а те, прочитав их, передали мне. Я видел, что Ильяшевичу было неприятно, что книги попали ко мне; он думал, раз я веду счетоводную часть хозяина, то сторонник его интересов; но я успокоил его относительно себя и указал, что нужно опасаться спальни. Ильяшевич доверился мне и несколько дней занимался со мной по вечерам разбором прочитанной книги, но кто-то из спальни донес хозяину о прочитанных в спальне книжках и о том, кто их давал. Тотчас же призывает меня хозяин и спрашивает: «Ильяшевич у нас прописан?» — «Да, — говорю, — послал прописать в участок, паспорт обратно не принесен». — «Задержи его паспорт, скажи, что в участке, если он его будет спрашивать», — говорит хозяин. Я тотчас же передал эти слова и паспорт Ильяшевичу, он пошел требовать расчет, так как сильно нуждался в деньгах. Только он успел уйти, явилась полиция на пустой след. Принялись за меня, почему я паспорт отдал, а я отрекся от предупреждения хозяина не отдавать паспорт, твердо стоял на том, что паспорта отдаю всем, кто получил расчет, и указал на соответствующий параграф книжки. Не знаю, какой суммой денег откупился хозяин от полиции, но на меня злился он долго.