Московские эбани

А Спиин разошелся и повествовал о том, что все началось с того, как перестали субсидировать его научно-исследовательский институт, что он, не будь дураком, пошел на переквалификацию. Но и следующая работа оказалось никому не нужной, а ведь до этого он защитил диссертацию, потом сделал ряд крупных работ по гельминтологии, и снова пошел на переквалификацию… — Он явно пользовался её непривычным молчанием, прерываемым лишь неясными междометьями, он давно хотел рассказать ей все это, чтобы она не думала, что он по жизни идиот — у него же в результате образовалось шесть дипломов! И не он бросил жену с двумя сыновьями, а это жена выгнала его из дома, когда он лишился очередной работы. И теперь его сыновья — панкующие оболтусы, видеть его не хотят — матерью внушено, что их папаша никчемная личность и врун. Врун, потому что Спиин всегда страдал оптимизмом, тем более при смене работы или при отправке в очередную экспедицию, из которой впоследствии не знал на какие деньги вернуться домой, а выходило, что обещал жене "золотые горы", стоит лишь потерпеть. И она терпела поначалу и, в принципе протерпела пятнадцать лет, но когда появились и утвердились вокруг личности на иномарках, когда все, кому не лень занялись предпринимательством, и, как ей кажется, преуспели, — её терпение кончилось, она выгнала его. И вот Спиин, бывший сын весьма обеспеченных родителей, поскольку отец его работал всегда на космические проекты системы Королева, в свои сорок три вернулся к отцу и матери. Но бывшее благополучие кончилось — родители ели-ели тянут на пенсию, мать постоянно болеет всевозможными нервными болезнями и, когда начинает читать ему очередную лекцию о том, как следует жить, заходится в приступе, приходится вызывать «скорую».

— Ладно, Спиин, идя вперед назад глазами, становишься слепым перед будущем. Ты мучаешь меня воспоминаниями зря. Скажи, лучше, что видишь впереди?

— Я — ничего. Но знаю, что мне надо хоть куда-то уехать. Хоть на небольшой срок, но уехать из дома! Ты меня понимаешь?

— Если б ты знал, насколько я тебя понимаю! Но что с того?

— А за иконой экспедицию устроить можешь?

— За какой ещё иконой?!

— За той! Византийской! Ты только подумай — её замуровали в подземелье в 1914 году!

— Интересно, как раз, когда серия наших катаклизмов началась и растянулась длинною в целый век. Уж не хочешь ли ты сказать, что все из-за этой иконы? — усмехнулась Виктория.

— А-а почему бы и нет? — преследуя свои цели, упорствовал Он.

— Ну да. Едва мы её вытащим на свет божий, и тут же карма России посветлеет? — продолжала насмехаться Виктория.

— А что? Всем, кому ни скажу, приходят в голову такие же мысли? Так почему мы все так не доверяем сами себе? Но есть, есть ещё люди. Они готовы ехать.

— Россию спасать?

— Да… у них тут тоже такая ситуация… — спасайся, кто может. Короче Россию спасать будешь ты, они рюкзаки готовы таскать. Кстати у всех рюкзаки уже собраны, есть рюкзак и для тебя. Мы только и ждем, когда ты деньги на билеты выдашь. Купим в любой момент.

— Кто это мы?

— Нашел я двоих безработных из старой гвардии биолог и геолог, им тоже негде и нечем больше жить. Мотать надо.

— Может мне вам проще все свои деньги раздать?

— Не-не не. Деньги пропьют, и с места не двинутся. А им уехать надо, им дома жизни нет. Вот сидят на рюкзаках и ждут приказа.

— Пусть ждут. — Виктория сказала, вроде бы шутя, но Спиин понял, что только "вроде бы", ответ его удовлетворил.

Но как ответить Биллу теперь ей было совершенно неясно.

ГЛАВА 48

Вадим с Борисом притащились в дом Архитекторов заранее. Стараясь не особо греметь костылями, расположились за столиком так, что рядом оставался свободным столик в углу. На него Вадим положил газету, чтобы прибывающие к вечеру посетители думали, что он занят. К этому столику Вадим сидел спиной, зато он видел вход. Борис уложил штабелями костыли под стол так, чтобы они не бросались в глаза. Осталось подозвать бармена и заказать пива.

Зал постепенно заполнялся пьющими и говорящими. Но это были все не те. Однако когда в кафе вошла Светлана, она не знала ни Вадима, ни Бориса, но Вадим видел её в обществе Веры, да и по описаниям Ивана выходило, что это та самая, которая взяла на себя роль переводчика, Вадим сразу убрал газету с зарезервированного им столика. Светлана оглянулась. Это был единственный столик, за которым никто не сидел. Вот и села, куда нужно. Через минуты три подошел тип метра под два ростом, без особо выраженной мускулатуры и неловкий как подросток, но скалился столь ослепительной белозубой улыбкой, что сразу стало понятно — американец!

Поздоровавшись со Светланой, он заказал три чашечки кофе и сел так, что остался свободным стул прикасающийся спинкой к спинке стула Вадима.

Пошла весьма светская беседа:

— Плохая погода. Правда?

— Правда.

— Классная Виктория. Правда?

— Правда.

— У вас таких нет?

— В Голливуде все есть.

— Так это в Голливуде! Она ещё и талантлива. Классная, правда?

— Правда.

И все в том же роде. Но под конец американец, видимо, устал соглашаться со Светланой, и сообщил о том, что он робеет с Викторией.