Из дневника, который Ростопчин вел в Берлине в 1786–1787 годах, мы узнаем, что его часто принимали в доме у российского посла С. Р. Румянцева, который ввел его в высшие слои местного общества. А в ноябре 1786 года Ростопчин сделал дневниковую запись о посвящении в масоны — факт малоизвестный, его Федор Васильевич предпочел вычеркнуть из своей биографии, хотя в дальнейшем именно борьба с масонами займет ведущее направление в его деятельности. Карьерный рост Ростопчина связывают именно с его принятием в масоны и дружбой с С. Р. Воронцовым, русским послом в Лондоне и влиятельным представителем общества вольных каменщиков.
После возвращения на родину, пребывавшую в ожидании очередной войны, для Ростопчина наступило время «неудач, гонений и неприятностей», так он назвал военную службу. До начала русско-шведской войны 1788–1790 годов он пребывал в главной квартире русских войск в Фридрихсгаме, затем под командованием Суворова волонтером участвовал в Русско-турецкой войне 1788–1791 годов, штурмовал Очаков, сражался при Фокшанах, на реке Рымник.
Любопытно, что Ростопчин сетовал на невнимание к нему со стороны начальства, выразившееся в «отсутствии почестей, которые раздавались так щедро». Но разве не большой честью для него, молодого офицера, был подарок Суворова — походная палатка прославленного военачальника. Такое отличие дорогого стоит, тем более что весьма разборчивый Суворов Ростопчина заметил и приблизил к себе. В дальнейшем пути их не раз пересекались. Только ролями они поменялись — теперь уже Суворов удостаивался особого расположения Ростопчина, ставшего главой Военного департамента во время Заграничного похода русской армии. Александр Васильевич отзывался о Ростопчине как о «покровителе», «милостивом благодетеле»[19]
.По иронии судьбы именно Ростопчин в 1797 году и сообщил Суворову о его отставке: «Государь император, получа донесения вашего сиятельства от 3 февраля, соизволил указать мне доставить к сведению вашему, что желание ваше предупреждено и что вы отставлены еще 6 числа сего месяца»[20]
.Во время русско-шведской войны Ростопчин, командуя гренадерским батальоном, был представлен к Георгиевскому кресту, но не получил его. Потерял он и единственного, младшего брата Петра, геройски погибшего в бою со шведами.
Звездный час Ростопчина наступил в декабре 1791 года, именно ему поручено было доставить в Петербург, самой Екатерине II, известие о заключении исторического Ясского мирного договора с турками, по которому Черное море в значительной части стало российским.
Об этом эпизоде из своей жизни Ростопчин рассказывал с удовольствием. С. Р. Воронцов рекомендовал Ростопчина своему другу канцлеру А. А. Безбородко, тот и взял молодого офицера на Ясскую мирную конференцию на бумажную, но очень ответственную работу — ведение журналов и протоколов заседаний.
Гонца, прибывшего с дурной вестью, в иное время могли и убить, а вот тот, кто приносил радостную новость, имел все шансы удостоиться монаршего благоволения, хотя мог и не иметь прямого отношения к содержанию известия. Счастливый случай произошел первый раз в жизни Ростопчина. Именно на нем остановил свой выбор Безбородко, послав его в столицу с донесением к императрице. И кто знает, сколько времени еще Ростопчину пришлось прозябать в армии, если бы не выпавшая ему удача.
В феврале 1792 года Ростопчин, по представлению Безбородко, по приезде в Петербург получил звание камер-юнкера в ранге бригадира[21]
. Он состоял при посольстве А. П. Самойлова в Турции. Екатерине молодой и образованный офицер понравился, она оценила его остроумие. Не зря в мемуарной литературе закрепилось прозвище, якобы данное ему императрицей, — «сумасшедший Федька». Подобная характеристика скорее говорит об оценке личных качеств Ростопчина, а не его способностей к государственной службе, проявить которые ему удалось, служа уже не императрице, а ее сыну, засидевшемуся в наследниках, — Павлу Петровичу. Именно к его малому двору в Гатчине в 1793 году и был прикомандирован камер-юнкер Ростопчин, в обязанности которого входило дежурство при дворе.Насколько почетной была служба у будущего императора? Ведь Павел как раз в то время сильно сомневался в своих шансах на престол, подозревая, что Екатерина передаст его своему внуку — Александру Павловичу. Сомневались и придворные интриганы. Гатчина являлась чем-то вроде ссылки, куда мать, желая отодвинуть сына подальше от трона, удалила его в 1773 году, «подарив» ему это имение.
Павел жил в Гатчине как в золотой клетке, хорошо помня о судьбе своего несчастного отца. Одинокий, повсюду чувствующий негласный надзор, обиженный матерью, оскорбленный и униженный поведением ее придворных, поначалу Павел воспринял этого доселе неизвестного, малознатного, но амбициозного, молодого офицера с опаской. Но постепенно Ростопчин начинает завоевывать расположение наследника.