Читаем Московские картинки 1920-х - 1930-х г.г полностью

Все мы стояли, как завороженные, глядя на мастерскую работу. И не только мы, ребятишки. Рядом стояли и хозяйки посуды и даже просто любопытные мужчины. Всем было интересно посмотреть, как из под рук этого мастера выходила починенная вещь. Любо-дорого смотреть Постепенно очередь уменьшалась, хозяйки возвращались в свои квартиры, а мы продолжали заворожённо смотреть на снопы искр. Какая замечательная профессия! Как хочется повертеть станок или хоть подержать паяльник!

Иногда я видел, как точильщик, стоя у двери магазина, работал. У него на станке между планками были заткнуты самые разные ножи: огромные и широкие, узкие и длинные. И даже топор был воткнут. Это точильщик обслуживал мясной магазин. Только там можно увидеть такое.

Стекольщик

Как-то кто-то из нас разбил оконное стекло. Огромная зияющая дыра. И дуло из нее отчаянно. Осень уже наступила. Мы уже давно из пионерлагеря приехали. Что делать? Пока суд да дело, заслонили дыру фанерным листом. Но так жить нельзя. Надо дожидаться стекольщика. Мама велела сторожить, когда он появится во дворе.

Ходили тогда по Москве, заглядывая в каждый двор, стекольщики. И к нам, наконец, пришел один такой. В картузе, в рубахе-косоворотке навыпуск, с фартуком. Брюки заправлены в кожаные сапоги. И носит он на плече большой ящик. Довольно узкий по ширине, но по длине и высоте большой. Вид что надо! И у мастера и у ящика, наполненного стеклянными листами самого различного размера. Стекло, оно же тяжелое. А у него целый запас. Тяжесть неимоверная. Как только он носит этот свой ящик? И, наверное, целый день. Правда, к вечеру легче.



Конечно же, мы его поскорее к себе зазвали, пока другие не перехватили. Он поднялся к нам в квартиру, деловито очистил оконную раму от осколков стекла и замазки, смерил раму складным желтым метром, и начал колдовать над стеклянным листом. Положил его на стол, отметил нужные размеры, приложил длинную линейку и, достав из кармана инструмент-алмаз, ловко и быстро провел им по стеклу. Потом слегка постучал ручкой алмаза вдоль царапины и неуловимым движением обломал лишнюю часть стекла. Потрясающе ровно вышло. Сначала он это сделал с одной стороны, потом с другой. Изумительно! Остальное не составляло труда. Вложив стекло в раму, он быстренько вколотил мелкие гвоздики вдоль всех сторон и достал из своего ящика большой ком серо-желтой замазки. Скрутив тонкие колбаски, он прикладывал их к раме, вжимал, прилепляя колбаску к дереву. И так по всему периметру. А потом взял стамеску и выровнял со всех сторон. Потом счистил все лишнее. Быстро и здорово. Работа была готова. Он сам с гордостью осмотрел окно и повернулся к нам: «Ну, как?»

Очень нужная профессия. И как хочется хоть разок попробовать провести по стеклу алмазом и ровненько обломить края. Но разве он даст?

Газетчики

По вечерам, возвращаясь из детского сада, и даже позднее, из школы после второй смены, наблюдаю всегда одну и ту же картину. Ежедневно. И всегда в одно и то же время. Откуда-то из наступающей темноты врывается на площади и улицы толпа мальчишек. Они бегут, не обращая внимания ни на кого. Они обгоняют друг друга. А потом вдруг рассыпаются веером и бегут, каждый по своему направлению.



Эти мальчишки — газетчики. Не успеет еще машина развести по газетным киоскам вечерние газеты, как на улицах города появляются они, спешащие продать газеты поскорей. Через плечо у многих большая холщевая сумка, полная «Вечерки», у других сумок нет, они прижимают толстые пачки к груди. Этим бегать трудней. Но все равно бегают. И кричат пронзительно: «Вечерняя Москва! Вечерняя Москва!». А потом даже конкретнее: «Последние новости, очередная сенсация», вроде такой, какую выкрикивали они, скажем, 19 июня 1926 года: «Не вернулся из полета известный полярный исследователь Руаль Амундсен». «В городе Шахты начался процесс горных инженеров вредителей», и снова: «Пропал Руаль Амундсен», «Не вернулся из полета по спасению экспедиции Нобиле известный полярный исследователь Руаль Амундсен!», «Инженеры-вредители под судом в городе Шахты». И так весь вечер. И каждый день.

Шныряют мальчишки по тротуарам, стараясь выбрать наиболее людные места — у трамвайных остановок, где народ стоит без дела, ожидая трамвая. Или около больших магазинов, или у подъездов театра, или кино. Лишь бы наскочить на такое место, где народ не очень спешит, где можно заинтересовать его последними сенсационными новостями. Бойко работают.

Но и среди идущей толпы находится немало таких, кто обязательно купит газету, которая сама ему в руки приходит. Ведь это очень удобно.

Слышал, что ребята эти собираются в определенное время у дверей типографии газетной или издательства, откуда газеты направляются в розничную торговлю. Там ждут своего часа и первыми налетают на готовую продукцию. К ним в типографии привыкли. Их знают в лицо.



И понимают, что ребята распространят газеты мгновенно. И людям удобно, и типографиям выгодно. А уж ребятишкам-газетчикам навар идет.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих героев
100 великих героев

Книга военного историка и писателя А.В. Шишова посвящена великим героям разных стран и эпох. Хронологические рамки этой популярной энциклопедии — от государств Древнего Востока и античности до начала XX века. (Героям ушедшего столетия можно посвятить отдельный том, и даже не один.) Слово "герой" пришло в наше миропонимание из Древней Греции. Первоначально эллины называли героями легендарных вождей, обитавших на вершине горы Олимп. Позднее этим словом стали называть прославленных в битвах, походах и войнах военачальников и рядовых воинов. Безусловно, всех героев роднит беспримерная доблесть, великая самоотверженность во имя высокой цели, исключительная смелость. Только это позволяет под символом "героизма" поставить воедино Илью Муромца и Александра Македонского, Аттилу и Милоша Обилича, Александра Невского и Жана Ланна, Лакшми-Баи и Христиана Девета, Яна Жижку и Спартака…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное