Члены вскоре запрещенного религиозно-философского общества продолжали навещать свою покровительницу, устроившуюся в комнатах для прислуги в полуподвале. Свечи, морковный чай с сахарином, холод днем и особенно ночью, когда приходилось спать в пальто, потом нэп, блеск витрин, тепло, литературные вечера и музицирование по пятницам, как в мирное время. Маруся училась по классу рояля в консерватории, Мика женился. В 1926 году арестовали и расстреляли Марусиного приятеля, и та заволновалась. Нужно было во что бы то ни стало получить заграничный паспорт и срочно уехать, например на лечение (повод у нее имелся, поскольку на нервной почве стала отниматься правая рука). Такие вопросы решались лишь на самом верху. Единственный человек в правительстве, кого младшая дочь Маргариты Кирилловны знала лично, был Авель Сафонович Енукидзе, секретарь ЦИКа и член коллегии Наркомпроса.
Енукидзе принял ее, начал уговаривать остаться и предлагал отправить на любой из Кавказских курортов. Маруся отказалась. Добиться для нее заграничного паспорта даже ему удалось только со второй попытки. Енукидзе был на редкость противоречивой фигурой. С одной стороны, самый милосердный из членов ЦИКа, известный заступник за арестованных, а с другой — развратник и сексуальный маньяк, обожавший роскошь и молоденьких девушек. Наверное, не случайно в 1935 году его вывели из состава ЦК ВКП(б) и исключили из партии с формулировкой «за политическое и бытовое разложение». Тем не менее Енукидзе спас Марию Морозову, за что та его боготворила. Потому-то и прощание с благодетелем выглядит в ее воспоминаниях классической мелодрамой. «Деточка, обещай мне, что закажешь заупокойную службу во спасение моей души, когда услышишь, что меня убили», — просит, расставаясь с ней, Авель Сафонович. Десять лет спустя, 16 декабря 1937 года, Мария Морозова-Фидлер играет фортепьянный концерт в Берлине. На следующий день муж идет купить газету, чтобы посмотреть отзывы критиков, и первое, что он видит, — сообщение о расстреле в Москве А. С. Енукидзе. Молитву за упокой души убиенного Авеля в Русской церкви на Находштрассе прочел отец Иоанн, будущий епископ Сан-Францисский.
Невзирая на фамилию и эмигрировавших детей, Маргарита Кирилловна уцелела. Сама она никогда не рвалась уехать и переносила все, что бы с ней ни происходило, с истинно христианским смирением. «Несмотря ни на какие страдания, которые я могу испытывать… за
После отъезда Маруси Маргарита Кирилловна съехалась с сестрой. Музейный отдел ликвидировали, особняк передали посольству Королевства Дании. Невероятно, но бывшую домовладелицу дипломаты не только не выселили, но всячески оберегали. Маргарита Кирилловна давала уроки музыки посольским детям, а жена посла всегда приглашала ее на званые приемы (фотография Маргариты Кирилловны Морозовой красуется на столике в гостиной посла по сей день). Но долго подобная идиллия продолжаться не могла. Бывшая московская красавица, воспетая Андреем Белым и Николаем Метнером в романсе «Золотому блеску верил…», спешно распродала последние остатки некогда роскошного имущества и исчезла из Москвы. Маргарите Кирилловне удалось купить две комнаты на летней даче в подмосковном Лианозове, где они и поселились с Еленой Кирилловной. Сестры сами пилили дрова, носили воду из замерзавшей колонки и т. д. Лианозово сменила комната под лифтом на Покровке, рядом с боткинским особняком. Под конец жизни их ожидал царский подарок — комната в новостройке на Ленинских горах. «Здесь прекрасный вид и свежий воздух», — писала Маргарита Кирилловна в последнем письме дочери Марусе в Бостон.