Московские легенды. По заветной дороге российской истории

В 1980-е годы архитектурные руководители столицы признали сносы в конце Никольской ошибкой и, чтобы исправить ее, высказались за восстановление Китайгородской стены. Некоторые из них даже говорили, что хорошо бы восстановить и храмы.

Но пока в Мосархитектуре делали и обсуждали проект градостроительного решения Лубянской площади, потерявшей цельность после сносов на Никольской, и единственным вариантом было признано восстановление снесенного, московское правительство сочло более целесообразным пренебречь градостроительными, историческими и эстетическими принципами — и отдало участок Пантелеймоновской часовни под «многофункциональный торговый комплекс».

В 1999 году на углу возник огромный уродливый монстр, похожий на оплывшую кучу, — ЗАО Торговый дом «Наутилус», украшенный банковскими и другими вывесками и уничтоживший один из чудеснейших видов Москвы.

Вызывает удивление и возмущение, что Москомархитектура и главный архитектор Москвы одновременно с разработкой восстанавливающего исторический пейзаж проекта (о нем будет рассказано ниже, так как он касается не только этого участка древней стены) разрешили закрытому акционерному обществу поставить на доминирующей высоте района это здание.

Впрочем, и архитектурная критика отметила его хлесткой издевкой: «Модерн, смущавший тонкий вкус, стал точкой отсчета в самом скандальном помещении последних лет — „Наутилусе“ на Лубянке (архитектор Алексей Воронцов)… Этот дом нахамил всей площади, ничему на ней не соответствуя…» Автор этих строк И. Езерский относит «Наутилус» к сооружениям стиля, получившего у критиков, как он пишет, наименование «московская дурь», в число которых он включает также фонтан Михаила Белова «Пушкин и Натали» у Никитских ворот, Оперную студию Вишневской на Остоженке (архитектор М. Посохин). Можно согласиться и с выводом автора, правда, непосредственно относящимся к последнему сооружению «московской дури», но верным и по отношению ко всем постройкам этого стиля: «Это настолько плохо… что никакому оправданию не подлежит».

Между прочим, существует поверье, что на святом церковном месте грех устраивать жертвенник златому тельцу…

Никольская осталась торговой улицей. Ее буквально заполонили магазины, магазинчики, лавочки, палатки, подворотные и подъездные «шкафы», закусочные, кафе.

Но вторую свою черту и настоящую славу — быть улицей Просвещения — она — увы! — почти утратила: на Никольской среди многих десятков магазинов — книжного нет ни одного. В «Наутилусе» так же немноголюдно, как и в других подобных магазинах Никольской улицы.

С домом Бостанджогло, место которого занято ныне «Наутилусом», связан памятный эпизод в истории экономического развития пореформенной России — первый банковский крах, как определил его крупный юрист П. Н. Обнинский, один из активных деятелей судебной реформы и непосредственный участник этого события. Об этом эпизоде он оставил воспоминания, так и назвав их: «Первый банковский крах».

Вечером 11 октября 1875 года Обнинский, занимавший тогда прокурорскую должность в Московской судебной палате, получил задание заняться этим делом.

«Вечером, когда я в здании суда кончал уже свои занятия, — рассказывает Обнинский, — в мой кабинет вошел прокурор палаты Н. А. Манасеин в сопровождении незнакомого мне молодого человека, видимо, взволнованного и очень смущенного, в котором трудно было предугадать будущего ретивого руководителя городской думы г. Алексеева.

— Семимиллионная растрата, — сказал мне Николай Авксентьевич, — выслушайте г. Алексеева, составьте протокол, и затем вам тотчас же нужно будет отправиться в банк с судебным следователем по особо важным делам, а я пойду отправлять телеграмму министру юстиции».

Обнинский, как положено, начал составлять протокол заявления Алексеева. Речь шла о Московском ссудном банке, помещавшимся на Николькой в доме Бостанджогло, причем владелец дома был также членом правления этого банка. Обнаружилось, что главный клиент банка немецкий железнодорожный предприниматель «доктор философии», как он себя рекомендовал, Бетель-Гентри Струсберг, участвовавший в строительстве железных дорог в Германии, Австро-Венгрии и Румынии, решив продолжать свою деятельность в России, путем подкупа должностных лиц получил в Московском ссудно-коммерческом банке кредит в семь миллионов и теперь оказался несостоятельным должником. Но при этом, поскольку крушение банка было неизбежно, он предложил его руководству следующий выход: ему, Струсбергу, выдают дополнительную ссуду, директора и привилегированные вкладчики забирают свои вклады из банка, а публике в счет их вкладов выдают акции непостроенной железной дороги. План Струсберга являлся откровенной аферой, акции — лишь пустыми бумажками, что потом, конечно, будет обнаружено, но сейчас, как убеждал «железнодорожный король», таким образом можно избежать немедленного краха банка. (Подобную аферу с акциями ему удалось провернуть в Румынии, где он был разоблачен и откуда ему пришлось бежать, но в Москве об этом не знали.)