Московские легенды

   Вот она и думала -- ежели он откажется от престола, несчастья не будет с царским домом. Ну, он послушался было ее, да отец запретил.

   -- Ты, говорит, это выкинь из головы, не то проклятие тебе будет от меня. -- И царицу тоже пробрал: -- Ты, говорит, не в свое дело не встревай. Я, говорит, знаю, кому быть наследником, кому не быть.

   Нравный был: что сказал, то и быть по его, а ежели ослушался кто, он уж колыхнет. Сурьезный был, да и выпивал. Шибко, говорят, пил и умер от водки, она-то и съела его.

   Ну, как он сделал этот запрет Николаю, тот и присмирел, не стал отказываеться от престола. А сам материны слова в уме держал. И как отец умер и взошел он на престол, сейчас за Иваном Кронштадтским послал. Вот приходит Иван Кронштадтский, а он ему говорит:

   -- Как на ваше мнение: благополучно будет мое царство или неблагополучно?

   А Иван Кронштадтский был человек такой: глянет кому в глаза и уж знает, какая его судьба будет. И вот как задал Николай ему вопрос, он сразу не ответил, а жмется: обмануть не хочет, а правду боязно сказать... А Николай говорит:

   -- Вы, отец Иван Кронштадтский, не скрывайте правду. Ничего плохого вам от меня не будет за это.

   Иван и сказал:

   -- Ваше царство -- одно кроволитие.

   А Николай поверил - не поверил, неизвестно, а только сказал:

   -- Это мы увидим.

   И как ушел Иван Кронштадтский, приказал не допускать его во дворец. Не понравились, конечно, Ивановы слова, заскребли мало-мало за сердце...

   А только царствует себе благополучно -- ничего плохого нет и никакого кроволития не происходит. Не происходит и не происходит... А тут коронация... И как она была, на Ходынке на гуляньи тысячи народу повалило. Он из Кремля едет на Ходынку народу показаться, а навстречу везут задавленных -- все в крови, где рука мотается, где голова...

   -- Это что такое? -- спрашивает. -- Это откуда?

   А ему говорят:

   -- На Ходынке народ подавили.

   Он сейчас назад в Кремль. Сейчас стал дознаваться, отчего это случилось и кто этому виноват? А кто же тут был виноват, окромя родного дядюшки, Сергея Александровича? Ему Власовский, обер-полицмейстер, еще за две недели говорил:

   -- Надо больше войска для порядка.

   А он такая гордыня был: чтобы он кого-нибудь послушался? Никогда такого дела не было. Умней себя никого не признавал.

   -- У меня, говорит, и без войска порядок будет.

   Ну, "будет" -- пусть будет. С царским дядей не поспоришь! А "порядок" этот -- на Ваганьково кладбище три дня возили с Ходынки тела, фур по ста за раз... Вот какой его "порядок". А во всем виноватым поставил Власовского. И дал царь увольнение Власовскому -- вон со службы... Ну, и Сергею Александровичу не прошла даром Ходынка: в японскую войну припомнили.

   Тут -- одеяльное дело, с него и почин пошел. Тоща Савва Морозов три тысячи одеял пожертвовал раненым солдатам, а Сергей Александрович эти одеяла на Сухаревке продал. Понятно, не сам продал, а были у него такие сударики.

   Вот Морозов слышит: толкуют, будто его одеяла на Сухаревке продаются, а ему не верится. Вот он взял и пошел посмотреть: правда ли это? Вот приходит, смотрит -- и верно: которые он одеяла пожертвовал -- идут в продажу.

   И тогда эта самая история не только по Москве -- по всей России известна стала. Ну вот и припомнили тогда ему и Ходынку. Тут одеяла, а тут еще Ходынка на прибавку пошла -- одно к одному.

   -- Ему, говорят, неймется. Опять за старое взялся!

   И бросили в него бомбу. И разорвало его, всего разнесло: где рука, где нога... Голову два дня искали, насилу нашли -- на крышу забросило...

   Вот какое ублаготворение ему сделали! Он думал: "Я -- царский дядя!.." А тут нашлись такие -- не посмотрели на это.

   Ну, и Николаю тоже с Ходынки пошло... То все ничего, все благополучно, а то, как кончилась коронация, стало все хуже и хуже -- нескладица такая пошла. Ну, хоть и не настоящая революция, а все же было кроволитие большое... И после этой первой революции все стали говорить:

   -- Добром не кончится.

   А как стали мы воевать с немцами, народ прямо говорил:

   -- Не одолеть нам Германию ни за что. Ежели, говорит, Японию не одолели, где

   уж с Германией справиться?

   Ну, так и было. Какая война, ежели измена на измене? В японскую войну русскую кровь за золото продавали, а тут еще больше продавали. Солдаты и отказались воевать.

   -- Мы, говорят, бьемся, кровь проливаем, а нас продают. Какая же это война?

   И верно, что продавали... Все в один голос говорили: "измена". Измена, и никакого порядка не было. Николай какой стал? Не он царь, а Распутин да царица. Вдвоем они всем распоряжались и на сторону Германии играли. А Николай совсем пропавший стал, и ни к чему у него охоты не было, только пил и пил... Вот говорят, будто ему было сделано, что он пил. А какое "сделано"? По отцу пошел: отец пил, а он еще больше. Он пьет и пьет, а этот бродяга Распутин да царица мухлюют вдвоем. И все знали про это... И не стало терпения, убили Распутина.

   Его убили -- взялись за царя, и было ему свержение с престола. И как он остался без престола, без царства, тут и говорит генералам, которые при нем были: