Московские легенды

   Легенда о продаже великим князем Сергеем Александровичем одеял, пожертвованных фабрикантом Саввой Морозовым в японскую войну в пользу раненых солдат, весьма распространена: мне приходилось слышать ее во Владикавказе, Пятигорске, Кисловодске, Нальчике, на Дону, не говоря уже о Москве, где она известна в нескольких вариантах, распространена она и в Иркутской губернии, где записал ее профессор-этнограф Азадовский.

   Убийство Сергея Александровича не всегда является актом наказания его революционерами за Ходынку и продажу "морозовских одеял", иногда, хотя и очень редко, оно объясняется политическими причинами.

   Каляев, от руки которого пал Сергей Александрович, ни в одной из известных мне легенд не упоминается.

Граф Шереметьев и Гришка Распутин

   Этот человек -- стекольщик по профессии (Андрей Иваныч Куликов), родом из Твери, называл себя "стариком 68 лет", тогда как на самом деле ему едва ли было 50. В его русой козлиной бородке, в таких же подстриженных в скобку волосах на голове не виднелось ни одной сединки, лоб был чистый, без морщин, и вообще все лицо очень моложавое, да и слишком бодр и подвижен он был для шестидесяти восьми лет.

   Всех своих знакомых, которым перевалило далеко за 50 и которые при случае жаловались, что их "лета уже ушли", он называл "молодыми старичками" и ставил себя им в пример.

   -- Мне, говорил он, 68 бацнуло, а я еще не согнулся и ни одного гнилого зуба нет у меня. Половинку стукну и ни в одном глазе, только и всего, что на еду погонит.

   "Шестидесяти восьми годам" я не верил, остальное все правда. Я видел, как он "стукал" "половинку": ударом донышка посудинки о ладонь выбивал пробку, запрокидывал голову, брал горлышко в рот... буль-буль-буль... маленькая передышка, потом опять -- буль-буль-буль... и посудинка пуста.

   Видел и то, как его "гнало на еду": быстро работая действительно белыми крепкими зубами, он убирал фунта полтора говяжьего студню и столько же ржаного хлеба. "Половинка" шла ему, как он говорил, на пользу: от нее он не раскисал, как плохие питухи, только глаза у него поблескивали да щеки разрумянивались.

   Однако позволял он ее себе только раз в неделю, по субботам, пошабашив с делами. Похмелья он не знал, значит и пьяницей не был.

   Покончив с едой, он принимался за чай, пил "с прохвала", потихоньку-полегоньку, и тут уж давал волю языку: говорил много, только слушай, а главное -- не перебивай, чего он терпеть не мог. Говорил он не попусту, а всегда что-нибудь занимательное и нередко ссылался на "верного человека", от которого слышал рассказываемое, а тот, в свою очередь, все это видел "собственными глазами", следовательно, "врать ему не из чего было".

   Зря он не сквернословил, но иногда в рассказе, вероятно, для усиления впечатления, пользовался очень нескромными поговорками, пословицами, сравнениями и произносил их с экспрессией, отчего они выходили особо сочными.

   Многие из трактирной публики употребляют в разговора разные иностранные словечки и почти всегда в исковерканном, изуродованном виде и в особом, своем собственном, толковании их. Например, вместо "юриспруденция" говорят "уруспруденцыя" и понимают это слово в смысле грязного, скандального дела, или вместо "комбинации" -- "канбиция", в смысле обоюдной потасовки....

   Андрей Иваныч тоже не был застрахован от употребления в разговоре словечек, вроде приведенных, но он пользовался ими с оглядкой: если знал, что его собеседник понимает в них толк, то скажет и посмотрит на него: не бороздит ли от смешка у того губы? Если бороздит, он и глазом не моргнет, а дня через два спросит с невинным видом у того же собеседника:

   -- Что это за чертовинка такая: надысь прочитал в газете, а что такое, к чему ее приспособить -- не знаю. -- И скажет позавчерашнее словечко.

   От него я записал легенду о том, как бывший царь Николай II-й "компанействовал" с Распутиным и как "заслуженный генерал" граф Шереметьев сказал ему правду в глаза.

* * *

   Про этого Гришку Распутина я от верного человека слыхал -- от матроса знакомого. Раньше он во флоте служил, потом перевели его во дворец, в царскую охрану. И вот тут-то он увидел, какое это царское житье бывает.

   -- Это, говорит, как ваш брат, ничего не видавши, думает: тут особенное что-то!