Московские повести

И так же придирчив был он при съемке Знаменки, где помещалось Александровское военное училище, и Красноказарменной с Алексеевским военным училищем, много раз промеривался Кадетский плац, где огромным квадратом расположились кадетские корпуса.

Никто не мешал студентам. Войска, юнкера и кадеты находились в лагерях, казармы и училища были пусты, одни лишь дежурные дневальные с интересом разглядывали занятные инструменты, рабочих, стоящих с высокими мерными рейками, студентов, заглядывавших в глазок прибора. Они охотно пускали теодолитчиков на обширные дворы и даже словоохотливо объясняли, куда какая дверь в казарме ведет.

Полицейские были предупредительно вежливы и помогали студентам. Когда производились съемки около третьего участка Пресненской части в Большом Тишинском переулке, городовые не только вызывались таскать теодолиты, но и растягивали по земле металлическую линейку, останавливали проезжающих извозчиков. Один любопытствующий городовой не выдержал, подошел к студенту, работающему у теодолита, и заискивающе попросил:

— Господин студент, разрешите полюбопытствовать, взглянуть, что же там такое видно?

Студент гадливо отшатнулся.

— Господин Потехин! — крикнул Штернберг. — Покажите полицейскому чину, как работают с теодолитом, и объясните ему, что наблюдающий видит в окуляре...

Позвал потом к себе Потехина и спросил:

— Вы что, Потехин? Почему это так демонстративно и с пренебрежением относитесь к полицейским?

— Ах, Павел Карлович, Павел Карлович!.. В этом самом третьем участке моего земляка, Кардина из юридического, били сапожищами в лицо, в пах, в живот, били, мерзавцы, до полусмерти — беззащитного, одного... А теперь они, видите ли, интересуются наукой, и я им еще должен объяснять...

— И должны! И должны улыбаться, быть любезным. Они нам помогают, да еще как помогают! Когда-нибудь еще добром вспомним этих субъектов с оранжевыми шнурами. Да-с. Профессионалу надлежит быть спокойным, выдержанным. А вы, Потехин, профессиональным делом занимаетесь!

Совсем непонятным казался интерес Штернберга к таким обычным и скучным вещам, как городские тупики, проходные дворы, заборы между дворами, сады, которых в Москве было множество. Штернберг серьезно, сердясь, что такие у него непонимающие ученики, объяснял:

— Ну как же вы не понимаете! Город будет расти. Расти он станет, в первую очередь, за счет дворов, которых в Москве больше, чем в каком-нибудь уездном городе, за счет садов. Конечно, это прекрасно, когда под окном соловей поет и яблоки наливаются, но надо учитывать, господа, железные законы развития города. Потребуется, а у нас, на нашей карте, все уже есть, все намечено! Я же вам говорю, что это будет единственная в своем роде карта!..

Да, карта должна была получиться действительно единственной в своем роде! Все черновые материалы топографических и теодолитных съемок Штернберг забирал и уносил домой. А был ли этот дом совершенно надежным? Яковлевы — и Николай, и более осторожная — Варвара — уверяли его, что сам он выше всяких подозрений, ибо со стороны выглядит как аполитичная до комизма фигура ученого. Но все ли так думают?

Еще в прошлом, 1906 году, в августе, он, приехав с дачи, застал в своей квартире следы ограбления. Замок был взломан, содержимое шкафов и сундуков вытащено, разбросано по полу. И взломан письменный стол, и выброшено на пол содержимое всех его ящиков. Ну, особо ценного в квартире Штернберга и не было, свои фамильные побрякушки и столовое серебро Вера Леонидовна забирала с собой на дачу, но воры и тем, что осталось, не попользовались. Обсерваторцы считали, что тут действовали воры-профессионалы, которые искали деньги, драгоценности и пренебрегали всякими салопами да шубами. А Штернбергу казалась подозрительной вся эта история, он полагал, что в этом деле участвовали действительно профессионалы, только не с Хитрова рынка, а из Гнездниковского переулка. Но он ни с кем не поделился своими сомнениями, тем более что в квартире не было ничего, его компрометирующего. Материалы съемки он убирал в огромную папку геодезических работ, производимых студентами во время обычных практических занятий. Папок этих было много, лежали они на виду и никого не могли заинтересовать. Но по мере того как шли к концу теодолитные съемки, Штернберг задумывался над дальнейшим.

ГОПИУС

— Коля, вы знаете, что такое камеральные работы?

— ?