Московские повести

— Студентом называется, науку изучает!.. Камеральными работами, голубчик, называется обработка предварительно собранных, сырых еще материалов. То, что мы делали, все практические работы студентов, за кои вашему покорному слуге вынесена благодарность самим попечителем учебного округа, — все это только предварительная работа. Теперь из этого сырья надо приготовить военно-тактические карты, вернее, военно-тактические карты всех районов Москвы. Речь идет о том, чтобы по этой карте можно было вести бои с войсками правительства. На ней будут показаны наилучшие места для строительства баррикад, пути незаметного проникновения в тылы противника, места и способы, где легче всего прервать телеграфную и телефонную связь между правительственными учреждениями, жандармерией, охранкой, войсками и полицией. Словом, эта карта должна составляться не только мною, но еще и людьми, которые думают о технике восстания. Я полководец довольно кабинетный, студентов-партийцев к этому делу привлекать бессмысленно, если они неопытны. Надо об этом подумать. Было бы идиотизмом, чтобы пропала такая ценная работа.

— Да что вы, Павел Карлович! Я-то полагаю, что теодолитные съемки — самое главное в деятельности нашего военно-технического бюро. Но вы правы, здесь вам нужен помощник очень опытный, очень деловой. Павел Карлович, слышали вы такую фамилию — Гопиус?

— Гопиус? Да, слышал. Фамилия такая редкая, что сразу же запоминается. По-моему, в нашем университете есть такой человек.

— Правильно, есть. Евгений Александрович Гопиус работает лаборантом у Петра Николаевича Лебедева. Любопытный, знаете, человек! Химик по образованию, и хороший, говорят, химик. А химию свою бросил и пошел работать лаборантом в Физический институт университета. Увлечен разными идеями создания эффективного оружия для восстания, вообще очень интересуется тактикой уличных боев. Я с ним несколько раз об этом разговаривал. Интересный человек! Очень занятная личность!

— Партиец?

— Представьте себе, нет. Не входит ни в какую партийную организацию. Насколько он ясно мыслит в практических делах революции, настолько же запутан в теории... Считает себя социал-демократом, но с таким максималистским, чуть ли не анархистским уклоном. По-моему, втайне мечтал бы примирить Маркса с Бакуниным. Моя Варвара, с обычной своей нетерпимостью, относится к нему за это с презрением. А по-моему, не стоит. Человек он надежный из надежнейших, я ему готов доверить любые секретнейшие дела. Далек от всяких партийных дискуссий, от комитетских заседаний, от собраний, распространения литературы... Как большевик и вообще как социал-демократ у охранки, наверное, не числится. Ваш университетский коллега, встречи его с вами естественны, вне подозрений. По-моему, очень для нашего дела подходящий человек. Я, знаете, поговорю с товарищами. И если они не возражают, то скажу Гопиусу, чтобы зашел к вам. Идет?

— Идет.

Ну конечно, он его знал! Видел. С лаборантами, ассистентами своего факультета Штернберг встречался редко: на каких-нибудь обязательных торжествах, молебнах, татьянином дне — годовщине основания университета. Очевидно, Гопиус торжества и молебны не удостаивал своим присутствием. Но в ресторане «Оливье» в татьянин день — двенадцатого января — он видел это иронически-насупленное лицо, эту нескладную фигуру с длинными руками, разболтанной походкой. Теперь Гопиус сидел напротив него, боком в кресле, заплетя ногу за ногу, и насмешливо-вопрошающе смотрел на Штернберга.

— Евгений Александрович, как странно, что мы, коллеги, работающие на одном факультете, не были даже знакомы и встретились только сейчас...

— Да в этом, почтеннейший Павел Карлович, странного ничего нет. На нашем факультете есть и такие, с которыми я не только в респектабельном кабинете, но и в менее почтенном месте рядом никогда не сяду! — Гопиус захохотал резким, кашляющим смехом. — А вот что странно, так это дело, по поводу которого я сижу в обсерватории. У кого? У самого академического, самого аполитичного приват-доцента университета! Нет, знал бы мой дорогой Петр Николаевич, никогда бы не поверил!..

— А разве Лебедев правый?

— Да нет! Он эту сволочь презирает! Но Лебедев убежден, что только наука — вещь, а все остальное — гиль! И всегда мне ставит вас в пример, как человека, презирающего политику, чтящего только науку. А я ему обычно добавляю: «Ну, и, конечно, начальство...» Он уверен, что вы к политике так же близки, как, скажем, к Маркизским островам... Ну, ну! Я, когда Яковлев сказал, по какому случаю мне нужно с вами встретиться, не поверил, подумал, что подшучивает надо мною. А вы — гвоздь, Павел Карлович! Ох и гвоздь! И ректор вас благодарит, и попечитель, и чуть ли не сам барон Медем за то, что вы готовите карту к восстанию... Хо-хо-хо!..

— Ну, ну, Евгений Александрович! Давайте обойдемся без взаимных комплиментов. Тем более, что пока еще карты и нет. Это нам с вами предстоит из набросков, из кроков и ученических работ сделать настоящую карту города, годную для известного вам потребления.