Московские повести

...Самое страшное произошло 28 октября. До самого раннего утра Штернберг расхаживал по коридору, отгоняя от себя мысль, что он сам, своими руками отдал смертельно раненного Друганова в руки белых. Лечебница частная, Леонтьевский переулок в руках у белых, они, конечно, узнали, что в лечебнице лежат раненые красные... Но неужели юнкера и студенты, может быть, его, Штернберга, студенты, могут вытащить из больничной кровати и растерзать раненых, беззащитных людей?.. Это же не нахлеставшиеся водкой солдаты лейб-гвардии Семеновского полка, расстреливавшие рабочих во дворе Прохоровской мануфактуры! Они же не убийцы!..

Лицо идущего ему навстречу Максимова было, как всегда, спокойно, но было в нем что-то напряженное... Штернберг остановил его.

— Что-нибудь новое, товарищ Максимов? И плохое?

— Новое. Очень плохое, Павел Карлович. Кремль взяли. Пойдемте в штаб. Расскажу.

Комната штаба была заполнена людьми.

Рассказ Максимова был ужасен.

— Глупо, преступно глупо получилось. Штурмом взять Кремль они не могли. Там же больше полутора тысяч солдат, неограниченное количество пулеметов и патронов. Но мы — дурни! Не только Рябцева выпустили из Кремля, но и товарищ Емельян оттуда ушел. И ни одного толкового партийца. Берзин этот — мальчишка зеленый. Они его и попутали. Рябцев его по телефону уговорил, что Москва у него в руках. Совет занят, ревком арестован, откройте-де ворота и дайте возможность юнкерам сменить караул у эвакуированных ценностей. Тот, лопух, поверил... Ну, юнкера ворвались через Троицкие ворота, схватили Берзина и заперли в арсенал. Дальше черт знает что!.. Двух уцелевших солдат расспрашивал — картина страшноватая.

— Что?

— Юнкера ворвались в казармы 56-го полка, захватили их как курей. Винтовки-то стояли в пирамидах, ни одной не успели взять... Начали прикладами выгонять раздетых солдат и гнать к арсеналу. А у арсенала эти мерзавцы уже приготовили два броневика, на каждом по шесть пулеметов. И расстреливали солдат в упор, совершенно хладнокровно. Говорят, сразу же человек двести уложили...

— А сейчас?

— А сейчас, наверное, доканчивают остальных...

— Да быть этого не может! — возмутился Ногин.

— Может, товарищ Ногин. Очень даже может.

— Они могут... — Штернберг был почти так же спокоен, как Максимов. Теперь он уже понимал, что нечего ему надеяться, что ворвавшиеся в лечебницу оставят в живых Друганова. — Забыть, навсегда забыть и оставить все разговоры о возможных переговорах с Рудневым и Рябцевым! Два раза они уже нас проводили за нос. Чем кончилось — теперь вы видите. Будем и дальше тянуть, они нас прихлопнут. Подумайте о том, что они сделают тогда с рабочими и их семьями...

Кто-то, видно, из максимовских людей вошел в комнату штаба и молча передал ему листок бумаги. Максимов быстро его пробежал и поднял руку. Шум в комнате затих.

— Уже и приказ есть. Отпечатанный. В типографии успели отпечатать! Сейчас прочту:

ПРИКАЗ

по городу Москве № 1486
командующего войсками Московского военного округа

Кремль занят. Главное сопротивление сломлено. Но в Москве еще продолжается уличная борьба. Дабы, с одной стороны, избежать ненужных жертв и чтобы, с другой, не стеснять выполнение всех боевых задач, по праву, принадлежащему мне, на основании военного положения, запрещающего всякие сборища и всякий выход на улицу без пропуска домовых комитетов, все граждане приглашаются немедленно уведомить меня по телефону городской думы о всех домах, где в окнах или на крышах засели вооруженные люди.

Предупреждаю, что в ответ на выстрелы из домов последует немедленный пулеметный и артиллерийский обстрел дома.

Обращаюсь к чувству сознательности граждан помочь избежать всех лишних жертв.

Командующий войсками Московского военного округа полковник Рябцев.

Ясненько вам, товарищи?

— Совершенно ясно, — ответил Штернберг Максимову.

И, обратившись к Ногину, продолжал: — Вы были в конце пятого в Москве, Виктор Павлович, и должны сразу же вспомнить, чьи слова повторяет Рябцев. Они из приказа генерал-губернатора адмирала Дубасова. Это означает стрельбу из пушек не по прицельным объектам и расстрелы без суда. К чертовой матери эту всю дальнейшую канитель! Нам нужны пушки!

— Батарея с Ходынки прибыла! Три орудия. Есть снаряды. Наступать на Совет от Страстного по улице они теперь не сумеют. Как бы по переулкам не просочились. — Соловьев вопрошающе посмотрел на Максимова.

— Это если мы провороним... Сейчас что-нибудь придумаем. — Он повернулся и вышел.