Московские повести

Теперь уже можно было не гадать о том, что происходит в Москве. Шел бой. Винтовочные и пулеметные выстрелы были слышны со всех сторон. Сильный пулеметный огонь доносился со стороны Тверского бульвара и Страстной площади. От гула дрожали стекла дома. Стреляли пушки. Свои, стоящие у самого здания Совета. Очевидно, шла стрельба по белым, наступавшим от Страстного монастыря. Штернберг неподвижно сидел за столом. Самым ужасным были молчащие телефоны. Время от времени он поднимал трубку и с яростью бросал на рычаги. Не было даже связи с «Дрезденом». Несколько раз он выходил на Тверскую и шел в «Дрезден». Улица была совершенно пуста, у булочной Филиппова две выдвинутые вперед пушки время от времени стреляли в сторону Страстной площади. В перерывах между выстрелами слышен был тонкий противный свист пролетавшей пули.

Мрачно, не нагибаясь, во весь свой огромный рост Штернберг переходил Скобелевскую площадь и входил в гостиницу. В комнатах первого этажа было полно людей, в коридоре грудами лежали патроны, стояла открытая бочка с селедками, около нее на чистой рогоже лежали кирпичи черного, плохо пропеченного хлеба.

— Угощайтесь, профессор! — Пече кивнул ему на селедку.

Штернберг вспомнил, что последний раз он ел, наверное, сутки назад, но есть ему не хотелось.

— Телефоны молчат, Ян Яковлевич?

— Молчат. Как вы думаете, что надо делать?

— Прекратить это дурацкое сидение в блокированном Совете. Центр в руках белых. Значит, надо наступать на центр. Из окраин.

— Из Замоскворечья, Павел Карлович. Замоскворечье все наше целиком. Белых студентов в Коммерческом прихлопнули. Школы прапорщиков в Александровских казармах разоружены 55-м полком. Шестая школа прапоров у Цинделя, а там у нас сильнейший отряд. Прапорщиков разоружим, если это не сделали до сих пор. Людей много, оружие достанем. Во всех остальных районах — слоеный пирог из белых и наших. Замоскворечье дает нам возможность действовать на всех направлениях.

— Правильно. А здесь нам незачем сидеть, все равно ничего не делаем.

В нижнем этаже Совета Штернбергу сказали, что наступление юнкеров продолжается, они уже заняли здание градоначальства на Тверском бульваре, ближе к Садовой вышли на Кудринскую и держат под огнем Никитскую, Конюшки и Большую Пресню.

«Опять они на Пресне! — мелькнуло в голове Штернберга. — Что там, дома?..»

Вошедший в комнату Максимов был не только спокоен, но даже что-то тихонько напевал:

Ты скажи-ка мне, голубчик,
Что за дом такой стоит?
Кто владелец тому дому?
Как фамилия гласит?

Сейчас мы в этот дом сходим в гости и отлично устроимся.

— Чей же это дом, товарищ Максимов?

Максимов совершенно серьезно ответил Штернбергу:

— Карла Карловича Нирнзее, товарищ профессор! Совсем рядом от нас. В домике девять этажей, на крыше ресторанчик был... Я уже поставил в подъездах своих людей, отобрал винтовки у домовой охраны. Даже лифты работают. Теперь нужно послать туда десяточек опытных ребят и штуки четыре пулеметов. И тогда к Совету и близко не сунутся. Как думает наш военный специалист?

Аросев задумчиво почесал свою маленькую бородку.

— Как профессиональный военный, опирающийся на богатейший опыт военной мысли, я думаю, что Максимов прав. И мы сейчас в этот теремок пошлем пулеметчиков. Но как опытный вояка, думаю, что без пушек нам не обойтись...

Даже в эти невеселые минуты маленькая речь Аросева вызвала улыбки. Был Александр Яковлевич Аросев глубоко штатским человеком. Но так как до своего ареста за большевистскую агитацию он шесть месяцев был офицером, то в ревкоме считался военным специалистом. Самое замечательное, конечно, было то, что Аросев и оказался таким. Спокойный, никогда не теряющийся, он без всякой суеты вызывал артиллерию, посылал на боевые позиции красногвардейские отряды, даже показывал начинающим пулеметчикам, как устранять перекос патрона в затворе пулемета.

...По призыву ВРК и Центрального совета профсоюзов в Москве с утра 28 октября началась всеобщая политическая забастовка. В Совете появлялись женщины, закутанные в платки, похожие на московских молочниц, разносящих молоко по богатым квартирам. Это были связные, пробиравшиеся в Совет через районы центра, занятые белыми. Их сообщения были более отрадными. Московские фабрики и заводы остановились, на заводских дворах идет запись в Красную гвардию, во главе отрядов становятся большевики-солдаты. Оружие! Нужно оружие!

Исчезнувший на несколько часов Максимов вернулся в ВРК запыхавшийся. У него в Совете появилась своя компания, куда приходили связные, стекались сведения из районов, с которыми начальник разведки одному ему ведомым путем установил связь. Номер максимовской комнаты — 33 — стал уже названием разведки ВРК.

На этот раз из тридцать третьей комнаты пришли очень важные сведения.