Человек за столом долго вертел ручку полевого телефона. Наконец дозвонился. Он передал трубку Штернбергу, и тот услышал ослабленный расстоянием и старыми батареями невозможно знакомый, резкий голос...
— Евгений Александрович! Вы?
— Я, конечно, я, Павел Карлович! Я, когда узнал от товарища Цивцивадзе, что идете к нам, до смерти испугался... Это вы прямиком через Каменный?!
— Конечно, через него. Где вы находитесь? На Малой Серпуховке?
— Я нахожусь, где мне положено, — в трактире. Да вы не злитесь, Павел Карлович! Ей-богу, в трактире. В трактире Полякова на Калужской площади. Ревком сюда перебрался с Малой Серпуховки поближе к боевым, так сказать, порядкам. Ничего вам рассказывать сейчас не буду, все увидите сами. Сейчас я за вами прибуду.
— А зачем такая честь? Я уж доберусь сам. Если по Моховой прошел, то по Якиманке подавно.
— А я за вами как за главковерхом — на автомобиле...
Автомобиль оказался небольшим потрепанным грузовиком. Штернберг сидел рядом с шофером, немолодым солдатом. А Гопиус, стоя на подножке, кричал Штернбергу, сидевшему у разбитого окна:
— Слышите справа пулеметный — это наши у Бабьегородской плотины. Бабьегородские переулки у нас в руках, там наши накапливаются и с набережной наступают на Крымский мост. Но как пишут в сводках, с переменным успехом. А вот мы и дома!
Грузовик круто развернулся у углового трехэтажного дома, стоявшего напротив маленького чахлого скверика посередине площади. Со стороны Коровьего вала они зашли в залы, где ничто уже не напоминало их ресторанное прошлое. И большая зала, и примыкающие к ней комнаты были полны вооруженных людей. Стульев не было, сидели на полу. У стен спали красногвардейцы и солдаты, не выпуская из рук винтовки. В углу стояли два стола, на них лежали караваи хлеба, миски с чем-то съестным. Густой табачный дым плавал в воздухе.
Из задней комнаты вышли Цивцивадзе и Файдыш — спокойный, поблескивавший стеклами пенсне человек лет под тридцать.
— Ну вот, добро пожаловать, товарищ Штернберг, — сказал он, пожимая ему руку. — Пошли в штаб, сейчас расскажу про наши дела.
В небольшой комнате штаба вокруг стола, на котором лежала та же старая, вырванная из справочника «Вся Москва» карта, стояли и сидели люди, почти все знакомые Штернбергу. Ему уступили стул, и Файдыш сразу же стал рассказывать:
— Вы, Павел Карлович, сумели пройти через Каменный мост потому только, что там наше наступление приостановилось. Мы с середины дня начали наступление по двум направлениям. Одна наша колонна от Серпуховской шла по Большой Полянке, мы думали с ходу занять Каменный мост, выскочить на Волхонку и прямо на Знаменку — к Александровскому училищу. Ну, это у нас не получилось, мы окопались у канавы, там у Трамвайной электростанции наши позиции прочные. А другое направление у нас было — через Крымский на Остоженку, чтобы атаковать штаб округа. Тут у нас пошло более удачно. Мост у нас в руках. И все набережные на нашем берегу до самого моста Окружной дороги. Он тоже занят нами. Сейчас главные бои идут на той стороне, у Катковского лицея и Интендантских складов...
— А кто там начальствует?
— Я сам там был, так что сведения сообщаю, что называется, из первых рук. А сейчас передал командование нашему очень толковому товарищу — Добрынину. Он уже на той стороне окопался. Мы ему отсюда посылаем подкрепления.
— А где окопался? Покажите на карте.
— Вот тут, видите, на углу Остоженки и Первого Ушаковского переулка, в чайной Бахтина, так сказать, штаб Добрынина. Там же у нас перевязочный пункт. А чтобы юнкера с налета нас не захватили, перекопали Остоженку, сделали окоп. Почти настоящий, солдаты делали. Думаю, что сидим там крепко, оттуда не выбьют. Мы с фабрики, что рядом, привезли тюки с прессованным хлопком, их никакая пуля не пробивает. Не окоп — крепость! Там сидим твердо! Мост и площадь за мостом занимают отряды с Михельсона, Варшавского арматурного, «Поставщика». А на Остоженке, кроме них, солдаты 55-го полка.
— Что, по-вашему, больше всего мешает нашему продвижению?
— Пулеметы у юнкеров. Из-за них мы и застряли на Каменном. Юнкера поставили пулеметы у храма Христа-Спасителя и на этой, на красной церкви, как ее, у самой набережной. Оттуда они держат под огнем любой выход с моста. А сейчас дела такие: лицей мы заняли, Интендантские склады тоже у нас. Можем продвинуться до Зубовской. Но Пречистенка и Остоженка у них защищены пулеметами с колоколен Троицкой церкви, церкви Воскресенья. Видите, вот они обозначены на карте. А потом они поставили пулеметы на всех церквах Зачатьевского монастыря. А с него простреливается вся Остоженка. Пулеметов у нас очень мало, Павел Карлович. Хорошо, что винтовок много, — взяли на Казанке. И патроны есть.
— А как доставляете патроны?
— А как удастся. Лучше всего трамваем. Да, да, не удивляйтесь. Мы и винтовки с Казанского вокзала на трамвае привозили. Самый лучший транспорт! Трамвайный парк рядом, там одни большевики, он нам крепко помогает.