Московские праздные дни

Есть теория протеизма (от имени Протей — античный герой, который мог принимать различные формы и образы, перевоплощаться в других героев; главное, что при этом было нужно Протею, — не отрываться от земли). Эта теория принимает человека во всем множестве его форм. Более того, она рассматривает эту его множественность как норму. В таком случае Толстой в высшей степени протеистичен. Он такой Протей, который сам себя выдумывает. Рассчитывает, расчерчивает, а потом заливает чертеж водой, отменяет его и пишет поверх него акварелью. В итоге на его картине — в его лице (в зеркале его страницы) нам являются не просто «люди», но народ. Здесь нужно сделать уточнение: в своем само-творении народа, очерчивании-раскрашивании себя и Москвы Толстому нельзя отрываться от воды.

Роман – календарь

Сентябрь, или спорящее целое

Главный толстовский роман полон важнейших сентябрьских сцен, судьбоносных событий: все это элементы его мистерии, сюжета о духовном спасении Москвы.

В первую очередь это Бородинское сражение и пожар, точнее, тотальная жертва Москвы. Вокруг этих событий вращается вся толстовская книга-календарь.

Кроме этого, в «Войне и мире» есть еще несколько показательных сентябрьских сцен.

Именины Натальи, где Пьер Безухов в начале романа встречает Наташу Ростову. В этот день он впервые по-настоящему вступает в Москву. Это по старому календарю 26 августа (за два дня до рождения Левушки).

Также в сентябре совершается знаменитая охота на волка (затем и на зайца — на весь русский лес), одна из лучших, неслучайно так часто вспоминаемых сцен «Войны и мира». В этой охоте, которую не хочется разбирать, а только читать, хорошо видны действующие лица и суть охотничьей драмы. Ростовы и с ними вместе соседи, любимые и нелюбимые, охотятся на лес.

Неслучайно уделено столько внимание волку, его схватке с собаками, его пленению, и даже взгляду связанного волка на охотников (в фильме «Война и мир» Сергея Бондарчука этот взгляд запечатлен особо: с той и другой стороны). Так на людей смотрит плененный, но не сдавшийся лес. Финский лес с его корягами и колдунами смотрит исподлобья на вооруженных русских — недолго им веселиться! Придут и его, дикие, древние времена.

«Раздвоенный» Толстой смотрит так же — извне на волка и изнутри его — на нас.

Чехов говорил, что у Толстого глаза «медвежьи».

Еще одна сентябрьская картина начала романа: переезд жены князя Андрея Елизаветы Болконской из Петербурга в Лысые Горы. Здесь, в глубине России фарфоровой петербургской статуэтке Лизе судьба разбиться, умереть. Она чувствует это заранее. Лиза — немка, ее девичья фамилия Мейнен. Русская (московская, антипетербургская, волглая) бездна открывается ей в сентябре.

*

Но главные события романа-календаря, прямо указывающие на его метафизическое содержание, несомненно, Бородинская битва и самосожжение Москвы.

Одно из самых страшных равенств, которое знает московская история, — одинаковость и тотальность московской и бородинской жертв. Они сходятся в одно событие; их пара нераздельна, и вместе с тем они очень разны. Это конец одного московского времени и начало другого; между ними две недели — это и есть разрыв, трещина сентября, через которую проглядывает знакомая нам (финская) подкладка, потаенное дно Москвы. Эту-то трещину и преодолевает в своем «календарном» сочинении Лев Толстой: он соединяет ее бородинский и московский края. Это духовный акт; его следует рассмотреть подробно. Толстому нужно так истолковать события Бородина и самосожжения Москвы, чтобы они стали частью целостного сентябрьского сюжета, духовно возвышающего Москву над потрясением 1812 года.

Ему это удается: в первую очередь потому, что он рассказывает о себе, о своем двоении и двоении Москвы в себе. Все, что совершается на Бородинском поле и затем в Москве, происходит одновременно в «поле» Льва Толстого. И мы принимаем его авторскую версию событий — не историю, но легенду о событии сентября 1812 года — Москва принимает эту легенду, потому, что она есть результат тотального толстовского сопереживания. Тем более, что в его итоге Москва побеждает (исцеляется, возвышается над собой).

Бородинская жатва

Вот был урожай.

Общее число погибших в тот день, 26 августа 1812 года насчитывают до ста тысяч человек. Такого побоища мировая история до того дня на знала.