Московские праздные дни

На Богоявление происходило обращение ледяной «иорданской» воды в москворецкой проруби у Кремля — в «кипяток». Так заканчиваются Святки: время подвижное, опасное, темное, все точно в ямах и коридорах в иное, крестится, упорядочивается. Мороз и крест укрощают водный бунт; время успокаивается и далее движется ровно — из прошлого в будущее. Оттого так ждут крещенские морозы: они останавливают водные буйства, сомнения и хлябь времени.

По случаю Крещения на Тайницкой башне Кремля радостно хлопала пушка. Иные окунались после службы: выскакивали красные, точно ошпаренные. Сие явление теплорода. Войдя в воды Иордана, Христос освятил и переменил (связал пространством, согрел смыслом) «все водное естество».

С этого момента вода более не бунтует, не двоит время, не заманивает нас во мнимое и несвершившееся.

Крещение есть избавление от двоения рисунка судьбы и собст-венно зазеркального двойника; душа, утомленная загадками Святок, успокаивается.

*

Богоявленский (Крещенский) храм, что в Китай-городе, с золотой непомерной луковицей смотрится с Москворецкого моста, как отекший вниз шлепок лимонной краски. Пасмурно, вода сквозит воздух, мир еще сырой; Васильевский спуск течет к реке, словно во сне. Угол Красной площади, Ильинка, поворот налево; вот он, собор.

Вокруг него узкий проход; отворяются, точно в ущелье, окна и двери и свешиваются со стен побеленные капители, волюты и прочие завитки (времени) эклектического вида. В переднем помещении храма две огромные емкости из нержавейки, в которых переливается, невидимая, святая вода — агиасма. Порядок, как в больнице, только не современной, а будто бы сошедшей с фотографий позапрошлого века, с сестрами милосердия, сводчатыми потолками и машинерией, не утратившей еще латунных украшений. Баки, батареи, кислородные подушки. Подушек в тот день не было, зато воздух был свеж и натоплен, только не светел, а ярко желт от росписей, позолоты и горящих свечей. Потолки были одновременно очень низки, к тому же своды явно согнуты из фанеры, но расписаны аккуратно. Главным был звук – движения воды, одновременно праздничный и обыкновенный… …Другой собор, Елоховский. Здесь стояли длинные очереди, завивающиеся в спираль возле каждого столба; царил порядок. Женщины, заполонившие храм со своими бидонами и бутылями, вели себя тихо и степенно. В центре, у иконостаса, тяжкое золото интерьера накрывала сверху прозрачная волна – свет шел из-под купола. На улице было пасмурно, и уже сгущались сумерки, добавляя свету синего. Точно наведенный акварелью, купол отделялся от интерьера, он был частью неба, удаленного, находящегося как будто в другом времени. В другой воде.

*

На Крещение – выставка невест. Обычай, распространенный на русском Севере.

Парни, надевавшие в Святки маски, должны были в Крещение обязательно очиститься: совершить ритуальное омовение в проруби или окропить себя агиасмой. Маски (личины, «хари») сжигались по прошествии святых дней. По поверью, они могли принести в дом несчастье.

Рождество и Святки вместе рисуют единый праздничный сюжет — кульбит во времени, кувырок с ног через голову опять на ноги. В центре события — мгновение причастия к большему времени. Новогоднее прикосновение, глоток времени и света, когда мы делаемся одно и то же со временем и светом.

В это мгновение родятся Феоктистовы, Иваны и Петры, герои, проглотившие звезду и ею подавившиеся. Родятся, пузырятся, вспыхивают, всходят фейерверками миры и миры. Предновогодние ожидания, сосредоточенные Николой Чудотворцем в подобие бомбы (времени), взрываются: является сонм «Я». В Новый год и на Рождество такое перенаселение мыслимой сферы приемлемо: она сама растет, как облако большого взрыва. Но уже на следующий день (не далее недели) начинается похмелье после пития времени. Хаос безвременья атакует едва народившееся светлое тело Москвы, его застывший на морозе огонь, «живой камень».

Приходят Святки; (младенец) Время испытывается на прочность, на единственность.