Московские слова, словечки и крылатые выражения

В той простонародной среде, о которой идет речь и для которой писали Никольские прозаики и поэты, на грани XIX и XX веков поздравление в стихах стало считаться хорошим тоном.

В московских трактирах на Масленицу половые, как рассказывает Белоусов, имели обыкновение поздравлять посетителей, поднося на блюде карточку с соответствующим рисунком, наименованием трактира и стихами.

В одном из таких поздравительных стихотворений утверждалось:

Мы для масленой недели
Каждый год берем стихи
И без них бы не посмели
С поздравлением подойти.

От трактирного поздравления требовалась некоторая выдумка: тут надо было и посетителям пожелать «благополучии», и хозяйский интерес соблюсти: ведь заказчиками-то стихов выступали трактирщики.

Самым простым приемом была реклама с перечислением имеющихся блюд:

Снова праздник — прочь печали.
Будь веселье в добрый час.
Мы давно дней этих ждали,
Чтоб поздравить с ними Вас
И желать благополучий,
Время шумное провесть,
А у нас на всякий случай
Уж решительно все есть:
Наши вина и обеды
Знает весь столичный мир,
И недаром чтили деды
Лопашева сей трактир.

Обещали также хорошее обслуживание — «с почтением»:

С почтеньем публику встречает
Большой Московский наш трактир.

Но поэт старался вырваться из тесных рамок торговой рекламы, и тогда рождались целые лирические картины, в которых можно обнаружить знакомство автора с классической поэзией XIX века. Вот, например, образчик, где явно отразились почитаемые в Москве Языков и Вяземский, но в то же время это стихотворение — поэтическое приветствие наступившей Масленице — произведение чистейшего Никольского стиля:

Ликует град первопрестольный,
Разгулу дав широкий взмах,
И пенной чары звон застольный
Под говор праздничный и вольный
Звенит на всех семи холмах.
И этот звон, сливаясь вместе,
Волной могучею встает —
О русской масленице вести
По свету белому несет.
Гремит серебряным набором
Ямская сбруя на конях,
И москвичи с веселым взором,
Блистая праздничным убором,
Летят в разубранных санях.
А тройка мчится на приволье
Стрелой, порывисто дыша, —
Простора просит и раздолья
Живая русская душа…
В Большом Московском, пир справляя,
Все веселится, как в гульбе…
Здорово ж, гостья дорогая, —
Привет, родимая, тебе!..

Как и романисты, Никольские поэты использовали классические образцы, заимствуя их образы, строки, размер, но «перефасонивая» на нужный лад. В одном пасхальном стихотворении, образцом для которого послужило стихотворение И. И. Козлова «Вечерний звон», неожиданно прозвучали бунтарские мысли о всеобщем равенстве, возможно, мечты юности какого-нибудь спившегося чиновника из недоучившихся семинаристов:

Ранний звон,
Заутрень звон,
Какую радость
Будит он!

Тебя скорей

Спешу обнять
И счастье, радость
Пожелать.

Затем и всех

Обнимем мы
И вспомним тут,
Что все равны.

Обычно сочинители поздравлений довольно хорошо владели стихом, не сбивались с размера, соблюдали рифму. Но поскольку главное требование заказчика заключалось в том, чтобы «было складно», то иногда стремление к соблюдению рифмовки приводило к смешным оговоркам.

Динь-динь-динь! Вот полночь бьет:
Новый год, друзья, идет!
Мчится в снежных облаках,
С полным коробом в руках.
Много в коробе лежит,
Всех он щедро одарит!
Много радостей и бед,
И чего-чего там нет!

Конечно, «много радостей и бед» — не очень-то подходящее сочетание для новогоднего подарка, но тут уж подвела рифма. Ничего не поделаешь: стихи!

Но особенно трогательно звучали стихи в устах дочки или сына-малютки, поздравлявшего родителей. Для этого случая тоже предлагались соответствующие стихи.

Вот поздравление от лица дочери, обращенное к матери: