Московские слова, словечки и крылатые выражения

— А свет ты, вольный царь,
Царь Иван Васильевич!
Что у тебя в Москве
За похвальные молодцы,
Поученые, славные?
На ладонь их посажу,
Другой рукою раздавлю.

(В других вариантах былины говорится, что Мастрюк грозит захватить Москву и сесть на ней царем. «На тебя лихо думаю», — заявляет он царю.)

Вышли против Мастрюка два брата — московские мужики Мишка и Потанька Борисовичи. Началась схватка. Ждет царь-государь, чем она кончится, кому будет Божья помощь.

А и Мишка Борисович
С носка бросил о землю
Он царского шурина.
Похвалил его царь-государь:
«Исполать тебе, молодцу,
Что чисто борешься!»

В этой песне-былине, как и во всех былинах, есть и реальная историческая основа, и легенда. В 1561 году Иван Грозный женился вторым браком на дочери кабардинского князя Темрюка Марии (умерла в 1569 г.), у нее был брат Мастрюк, который действительно гостил в Москве. А вот братья Борисовичи — персонажи другой песни о событиях, происходивших за двести с лишним лет до царствования Грозного, песни «Щелкан Дудентьевич» о восстании тверичей против ханского баскака Чолхана в 1327 году, во время которого ненавистный сатрап был убит. Руководили восстанием «два брата родимые, два удалых Борисовича».

В других вариантах песни-былины «Мастрюк Темрюкович» Марию называют то дочерью литовского царя, то польского, то Большой Орды, то вообще некоторой неопределенной «неверной земли», ее брат называется Кострюком, Кострюком-Мострюком, но все варианты былины едины в главной своей идее: как московский борцовский прием защитил честь московских борцов, а может быть, даже спас от разорения и, гибели Московское царство.

Божий суд

Все, читавшие замечательный роман Алексея Константиновича Толстого «Князь Серебряный», конечно, помнят одну из самых захватывающих его глав «Божий суд», в которой описывается поединок благородного боярина Дружины Андреевича Морозова и опричника князя Афанасия Ивановича Вяземского. И сама драматическая причина поединка, и подробное описание деталей происходящего, каждая из которых, как понимает читатель, может оказать решающее влияние на судьбу героев, и неожиданное развитие событий дают читателю яркое представление об одном из обычаев средневековой Руси — о поле — судебном поединке. На Руси его также называли Божьим судом, веря, что Бог поможет победить правому.

Поединок, который описывает А. К. Толстой, происходит на Красной площади ввиду высокого общественного положения тяжущихся и того, что в деле был заинтересован сам царь Иван Васильевич Грозный, прибывший посмотреть на бой.

Обычно же судебные поединки в Москве издавна происходили на луговине между Владимирской дорогой в конце нынешней Никольской улицы, являющейся частью этой древней дороги, и рекой Неглинкой, сейчас заключенной в трубу, но тогда протекавшей по Неглинной улице и против нынешнего «Метрополя» поворачивавшей на запад, к Театральной площади.

Сейчас там, где было поле, стоит памятник Первопечатнику Ивану Федорову, рядом с которым находится своеобразный музей — раскрытый археологический раскоп, в котором видны фундамент и часть белокаменной кладки одной из самых древних церквей Москвы. Раскопанные каменные фрагменты археологи датируют XIV веком. Но так как обычно каменной церкви предшествовала деревянная, то, значит, заложена на этом месте церковь была еще раньше.

Эта церковь, снесенная в 1934 году, называлась церковью Троицы в Полях, или Троицы, что в Старых Полях. Древность ее основания подтверждается тем, что в летописи под 1493 годом она уже называется «Старая Троица».

Около этой церкви в XV–XVI веках, а может быть, и ранее (историк А. Ф. Малиновский полагает, что в XIII веке) находились специально оборудованные места для поля — для конных и пеших судебных поединков.

Поле назначалось, когда один из тяжущихся, не удовлетворенный судебным разбирательством, объявлял: «Я отдаюсь на суд Божий и прошу поля», и тогда суд назначал поединок.

За исполнением установленных правил поединка наблюдали государственные чиновники — окольничий и дьяк.

Спорящие условливались о том, каким будет бой — конным или пешим — и об оружии, оно должно было быть одинаковым. Разрешалось любое оружие, кроме пищали (ружья) и лука.

В поле не принимались в расчет социальные различия, все на нем были равны, «в поле воля: в поле съезжаются — родом не считаются», — говорит пословица.

Старики и малолетние, увечные, женщины, то есть заведомо непригодные для боя люди, имели право выставить за себя наемного бойца.

До начала боя противники могли помириться, но, когда они вступали в бой, мировая не допускалась: «До поля — воля, а в поле — поневоле».