Московские слова, словечки и крылатые выражения

Московские газеты объявили, что это — нелепая сказка, что никакого бала в генерал-губернаторском доме не было, что генерал-губернатор жив-здоров. Но тем не менее слухи о замерзших еще долго ходили по городу.

Московская полиция, расследуя слухи, иногда добиралась до их источника. Заводчикам, как вспоминает А. П. Милюков, «делали строгие внушения и даже отбирали у них подписки, чтобы они вперед при отливке колоколов не распускали вздорных и в особенности неблаговидных слухов, которые волнуют жителей и нарушают спокойствие города». Но заводчики, и дав подписку, все же продолжали придумывать все новые и новые нелепости.

Во второй половине XIX века «в связи, — как полагает Н. И. Оловянишников, — с увеличившимся распространением чтения газет» обычай распространять слухи при литье колокола пропал, но об одном из последних, а может быть даже последнем, он рассказал в книге «История колоколов и колокололитейное искусство».

В 1878 году лили самый большой колокол для храма Христа Спасителя, и на очередном заседании Комиссии по постройке храма ее председатель московский генерал-губернатор князь В. А. Долгоруков пошутил:

«— Надо бы, по древнему московскому обычаю, чтобы колокол звончее был, пустить какой-нибудь слух…

Все рассмеялись, а член Комиссии, известный в Москве П. Н. Зубов, подошел к председателю и шепнул ему что-то на ухо.

Князь Долгоруков взглянул на сидевшего против себя члена же Комиссии, необъятно толстого и громадного барона Б. и неудержимо расхохотался.

— Что, что такое, ваше сиятельство? — заинтересовались все, но В.А. молчал.

— Что случилось? Что?

— Секрет… Большой секрет… Вот когда колокол будет хорош — тогда скажу…

А потом, по секрету, каждому члену Комиссии, конечно, кроме барона Б., князь Долгоруков и Зубов рассказали слух, который был настолько „подходящ“, что облетел всю Москву шепотом в гостиных и гремел в клубах и трактирах.

Только один барон Б. недоумевал, когда при всяком его появлении все „помирали со смеху“.

А Зубов сказал В. А. Долгорукову следующее: „Пустим слух, что барон Б. „в таком положении“…“

По месту пришлась эту шутка и облетела Москву. Колокол, весивший 1400 пудов, как известно, оказался очень хорошим».

В старинных пословицах колокольные выдумки называются вестями. Именно это слово употреблено в пословице, говорящей о самом явлении: «Колокола отливают, так вести распускают»; и в другой пословице, где говорится, что не всегда эта акция увенчивается успехом: «Вести-то пустили, да колокола не отлили»; и в третьей, из которой можно понять, что самые заковыристые выдумки, распространявшиеся по всей стране, своим происхождением обязаны московским Балканам: «Харитон с Москвы прибежал с вестьми».

В «Словаре живого великорусского языка» В. И. Даля наряду со старыми пословицами приводится более новое, краткое выражение — идиома с тем же смыслом: «Лить колокола — сочинять и распускать вздорные вести». После революции из старой формулы выбросили слово «колокола», и профессор Д. Н. Ушаков в первом советском «Толковом словаре русского языка» (1935–1940 гг.) зафиксировал новый вид старого выражения: «Заливать, аю, аешь, несов. — хвастливо врать, присочинять (простореч., шутл.). Это ты, брат, заливаешь».

В синонимическом ряду слов — врать, лгать, брехать, выдумывать, рассказывать басни, фантазировать, травить, раскидывать чернуху, пускать парашу, заправлять арапа, загибать, заливать — все эти слова говорят вроде бы об одном, но каждое по-разному: «брехать» — не то, что «фантазировать», и «загибать» — не то, что «заливать».

В слове «заливать» и сейчас еще сохраняется оттенок его старинного прототипа. «Заливать» — это значит рассказывать некую многосложную историю, в которой выдумка так переплетена с правдой или так на нее похожа, что самый недоверчивый скептик будет долго пребывать в сомнении: то ли верить, то ли нет.

Архаровцы

Архаровцами в конце XVIII века прозвали солдат московского гарнизона. Тогда московскими генерал-губернаторами один после другого были два брата — Николай Петрович и Иван Петрович Архаровы. Так как по должности они являлись командирами московского полка, а по давней московской традиции, еще со времен стрелецкого войска, полки называли по именам полковников, то и гарнизонный полк москвичи называли между собой архаровским, а солдат архаровцами.

Оба брата представляли собой весьма колоритные фигуры царствования Екатерины II и Павла I, и поэтому в преданиях и мемуарах, повествующих о Москве последней трети XVIII и начала XIX века, они занимают заметное место.

Дворянский род Архаровых — издавна московский и внесен в родословную книгу Московской губернии. По преданию, их предки выехали в Москву из Литвы около 1500 года. Архаровы не были родовитыми и служили в небольших чинах на незначительных должностях, отец московских генерал-губернаторов имел чин бригадира, и то пожалованный ему, видимо, при отставке.