Московские Сторожевые

С Доркой чуть не поцапалась на пустом месте, когда она по всей квартире ключи от машины искала. Ей сегодня во «Внуково» пилить: Старый с Гунькой прилетают. Я бы и сама туда съездила, но работа, хозяйство… В общем, я Доре слегка позавидовала, хотя все равно ведь Гуньку увижу скоро. Старый через пару дней всех Смотровых у себя соберет, что-то вроде отчетов у нас потребует. А мне и отчита…

Упс, вот это огонечек… В торце пятиэтажки, под самой крышей. Отмечают там чего-то. Хорошо отмечают: сейчас третий раз за спиртным в магазин побегут. Потом ссора, потом драка… Ну уж нет. Сейчас я им замок во входной двери заклиню. Легонько так, до восьми пятнадцати утра — чтобы на работу никто не опоздал.

Знакомое колдовство — пальцы сами собой щелкают по циферблату часиков. Так-то я часы не люблю, а вот на работу надеваю. Все, готово… Сейчас засуетятся только так. Шагаем дальше.

Следующий свет — «пустышка»: кто-то перед компьютером сидит, разговоры разговаривает и периодически на балкон выходит покурить. Меня вот чуть недокуренной сигаретой не обжег, паршивец неизвестный.

Дальше свет на застекленной лоджии. Неуютный, плохой. У матери взрослый сын где-то загулял: обещал еще в двенадцать вернуться, а сейчас вон сколько времени. И мобильный не отвечает, и в бюро несчастных случаев о нем неизвестно. Страшно женщине. Парню уже под тридцать, а он для нее все равно маленький. Ну… До шести утра она потомится, а там и сын приедет — на первом поезде метро. Главное, чтобы она зарок исполнила, который через пару минут себе даст, — больше в сыновью личную жизнь не лезть, мальчик взрослый, пусть сам решает.

Мне Дорка как раз про это окно перед уходом рассказала — она им несколько конфликтов гасила, настоящих, серьезных. Ну вот, выходит, что сегодня в этой семье все недоразумения прорвутся. Уже хорошо.

А еще мне Дорка пакет вручила — в последнюю минуту про него вспомнила. Оказывается, сегодня к нам Жека забегала — меня не застала, а посылочку оставила. Что там — Дора понятия не имеет, но явно не живое, раз крылатки спокойные.

Я пакет сразу вскрыла, прям в прихожей: Дора еще в лифт толком не вошла, пропуская Цирлю впереди себя. Кошка каркала обиженно, ей в такую погоду гулять совсем не хотелось.

А в пакете лежал женский костюм. Зеленый, с карманами. Тот, что Жека себе в ЦУМе покупала. В самом большом накладном кармане — конверт. В нем сперва записка — Жекиным почерком, она как курица лапой всегда корябает. Одно слово — «Извини». А под запиской — фотокарточка. Снимок с нашей шутовской свадьбы: я, Гунька, Жека и Семен со своей этой… Дашей, что ли… Уж больно размыто она получилась. Евдокия позирует, вихляя всеми частями тела, я там совсем еще старенькая, Гунька дряхлый и печальный — как будто свою мирскую жизнь целиком прожил. А Семен на меня смотрит. Глаз не сводит.

Никакой ретуши: ни мирской, ни нашей. Все так и было, оказывается. Честное слово.

Я так и стою теперь между двух сугробов: воздух выдыхаю с трудом, будто он — сигаретный дым. То ли плакать сейчас, то ли смеяться. Лучше смеяться — а то от слез на таком морозе кожа покраснеет. Сколько молодела, сколько чего… А боль не изменилась, будто Сеня со мной пару часов назад расстался. Я тогда стояла точно так же и думала о том, что до конца этой жизни его точно не забуду, но, может, хоть потом отпустит? Не отпустило.

Выходит, не возраст себе менять надо… Точнее — не только внешность, но и то, что внутри. Себя.

Понять бы еще — как это делается? Одна я могу не справиться, специалист нужен. Врачеватель вроде Тимки-Кота, но по другому направлению.

Тут я расхохоталась беззвучно: вспомнила про то, как наша Зинка лет пять назад к психоаналитику сходила. Чего-то у нее там в личной жизни не заладилось, вот она и решила по-новомодному с бедой справиться. Пришла, значит, к доктору и давай излагать, что у нее с мужчинами проблемы, аккурат еще с тех времен, когда ее, прекрасную, какой-то пьяный кронштадтский матросик снасильничал. Доктор кивает сочувственно и интересуется: а когда же это с вами произошло? Ну Зинаида и говорит ему как на духу: да давно дело было, в тысяча девятьсот девятнадцатом году, в городе Петрограде… Что там с господином доктором было — я не в курсе, но о диагнозе «шизофрения» Зинуля потом чуть ли не с гордостью рассказывала.

Ну, в общем, отпадает мирской доктор… А кто ж тогда…

На десятом этаже лампа на кухне мигала заполошно — то включали ее, то выключали. Словно кто световой сигнал о помощи подавал. Я вслушалась, начала сразу перчатки снимать, разминать пальцы. Нет, пустое… Там влюбленные тешатся: нет у них сил никаких до комнаты дойти, прямо в коридоре друг друга холят и лелеют, напрочь забыв, что у них там выключатель под спиной… Голубки мои…