Московские стрельцы второй половины XVII – начала XVIII века. «Из самопалов стрелять ловки»

Судя по данным документов, царь и командование не предъявляли каких-либо требований к развитию у стрельцов навыков рукопашного боя, тем более фехтования. Царь Алексей Михайлович в своем письме упоминал частый и меткий залповый огонь, но ни слова не сказал о значении ближнего боя с использованием белого оружия. «Наказы…» стрелецким головам также молчат обо всем, что касается рукопашного боя. При этом нельзя сказать, что подобные случаи не возникали на полях сражений. Стрельцам приходилось и атаковать противника с помощью холодного оружия, и отбиваться, не прибегая к стрельбе. Например, во время осады турками Чигирина в 1677 г. московские стрельцы, находившиеся в гарнизоне осажденной крепости, не раз выходили с холодным оружием на вылазки: «Эта вылазка была проведена с ручными гранатами, бердышами (обычно их называют «полумесяцами») и полупиками, а возле рва и на контрэскарпе разместили резерв из мушкетеров. Турки не ждали ничего подобного, и многие были взяты врасплох…», «отрядили по 200 человек в наилучшем снаряжении из каждого приказа и 800 казаков под началом двух подполковников. 10 (августа) около полудня они выступили, будучи вооружены бердышами и полупиками, – и столь решительно, что 24 турецких «знамени», покинув траншеи и апроши, бежали к своим орудиям…»[121]. Но такие случаи были исключением, а не правилом.

Эти исключения, как и требование умелой и стойкой стрельбы, были обусловлены той ролью, которая отводилась пехотным подразделениям на полях сражений воеводами и военными теоретиками XVII в. Пехота, как следует из основ голландской военной доктрины Морица Оранского, должна быть опорой для кавалерийских эскадронов и быть своего рода мобильной стеной, неприступной для вражеской конницы, за которой кавалерия – в данном случае рейтары – могла спокойно перестроится, перезарядить оружие и атаковать снова[122]. Испанская и шведская военные доктрины, каждая на свой лад, но повторяли этот тезис[123]. Самостоятельная активность пехотных батальонов не считалась эффективной и не рассматривалась как значимый элемент тактики. Как следует из военной доктрины Морица Оранского, а также из военного опыта Восточной и Западной Европы, основной ударной силой на поле боя являлась кавалерия – наследница рыцарских отрядов. Наиболее яркий пример такой кавалерии представляли собой «гаккапелиты» – финские рейтары шведского короля Густава II Адольфа, польские гусары, «железнобокие» – конные аркебузиры армии Оливера Кромвеля и др. Не случайно ряды конных подразделений, будь то сотни поместного ополчения, гусарские хоругви или рейтарские роты, составляли преимущественно дворяне, в среде которых культивировалось умение владеть холодным оружием. Стрельцы принадлежали к другому сословию, представители которого набирались в подразделения, созданные специально для ведения огневого боя. Во второй половине XVII в. источники – наблюдения иностранцев, государственные документы и т. д. – фиксируют наличие в арсенале московских стрельцов полупик, бердышей и почти полный отказ от шпаг и сабель в 70-е гг. Опыт Тринадцатилетней войны диктовал необходимость в передвижной защите от кавалерии – «рогатках», которые составлялись из полупик, и эффективном оружии «последнего шанса» в случае рукопашной. Бердыши по своим боевым качествам превосходили сабли и шпаги во много раз.

Первый русский пехотный устав, созданный Анисимом Михайловым, «Учение хитрости ратного строя пехотных людей», также не содержит никаких требований к владению холодным оружием. При этом первоисточник «Учения…», Устав И. Вальгаузена, давал рекомендации на случай рукопашной: пехотинцу следовало поражать противника с помощью шпаги, приклада мушкета, каски, бандольера, форкета-подсошка, кулаков, а также бороться и душить. Устав рекомендовал защищать свою жизнь и уничтожать врага любыми доступными средствами, но устав не содержал никаких методик по обучению солдат навыкам рукопашного боя и фехтования, а также нигде не советовал проводить регулярные тренировки по этим воинским умениям. В то же время в уставе детально расписано все, что касается ведения залпового огня и индивидуальной подготовки стрелка. Таким образом, обучение московских стрельцов фехтованию и рукопашному бою если и происходило, то носило частный характер – уроки отцов, советы бывалых родственников или сослуживцев, – но государство прилагало все усилия к укреплению стрелкового искусства московских стрельцов, считая бой на белом оружии второстепенным.