Московские стрельцы второй половины XVII – начала XVIII века. «Из самопалов стрелять ловки»

Московские стрелецкие приказы состояли из людей лично свободных, а не крепостных крестьян или посадских тяглецов. Подобная практика позитивно сказывалась на моральном облике этих воинов, – они знали, за что и за кого сражаются. Особое место в социальной лестнице и привилегированное положение также являлись важным воспитывающим фактором, – московский стрелец с детства осознавал, что принадлежит к сословию верных слуг и защитников своего государя. Даже внешний вид московских стрельцов, их военная одежда – цветные суконные кафтаны, по меркам XVII в. – очень дорогие вещи, были показателем элитарности[136]. Московские стрельцы были сословием внутри самого стрелецкого сословия, и доступ в этот закрытый мир был ограничен. Важно подчеркнуть, что звание стрельца было пожизненным и наследственным. Человек, родившийся в стрелецкой семье, становился носителем этого звания до дня своей смерти. Выйти из стрелецкого сословия было практически невозможно. Например, известен случай, когда стрелецкий сын просил в челобитной освободить его от воинских учений и уволить из московских стрельцов с тем, чтобы он мог продолжать учебу в Аптекарском приказе и стать врачом[137]. Царским указом этот человек был оставлен в составе своего приказа, с тем, чтобы после окончания учебы в подразделении появился квалифицированный медик. От воинских занятий будущий врач освобожден не был, поскольку он оставался стрельцом, т. е. профессиональным воином, и обязан был владеть оружием на должном уровне. Следует отметить, что при общей воинской подготовке немало примеров наличия в среде московских стрельцов талантливых коммерсантов[138], кузнецов[139], плотников[140], печников[141] и даже мастеров по фрескам и камнерезов[142]. Среди стрельцов-коммерсантов попадались достаточно крупные и зажиточные, торговый оборот которых мог равняться двум с половиной тысячам рублей или более. Тем не менее они продолжали оставаться стрельцами. Увечья и старость служили поводом для увольнения стрельца со службы, но звание и сословные привилегии в этом случае сохранялись[143]. Хозяйственные занятия и «промыслы» московских стрельцов давали повод для упреков исследователей в утрате московским корпусом боеспособности. С таким доводом нельзя согласиться, т. к. в «антистрелецкой» историографии московские стрельцы рассматривались как неотъемлемая часть «стрелецкого войска». Следует уточнить, что в составе русской пехоты XVII в. находились московские и городовые стрелецкие приказы, которые не образовывали никакого отдельного «войска». Московские приказы (позднее – полки) составляли отдельный корпус (но не «войско») среди всех стрелецких частей. Необходимо также разделять личный состав московских стрелецких приказов и московскую сословную стрелецкую корпорацию, включавшую в себя все население столичных стрелецких слобод. Стрельцы-военнослужащие могли заниматься своими «промыслами» только в свободное от службы время. Стрельцы – увечные ветераны, старики, стрелецкие дети и недоросли не входили в строевой состав приказов, но являлись стрельцами и имели право пользоваться всеми привилегиями своего сословия, заниматься торговлей, ремеслами и «промыслами». Наличие таких «нестроевых» стрельцов никак не влияло на боеспособность московских приказов.

Следует отметить, что в середине – конце 40-х гг. XVII в. среди посадского населения практиковались достаточно частые уходы целых семей в московские стрельцы, поскольку порядок верстания в стрелецкую службу в это время таких переходов не запрещал. Посадских «тяглецов» привлекали наследственность этого звания, привилегии стрельцов, например, судебный иммунитет (т. е. стрелец был подсуден только своему начальнику); стрельца также запрещалось брать в долговое рабство – «холопить» за долги, наконец, стрелец имел значительные торговые привилегии (беспошлинно торговать на любую сумму ниже рубля, на большие церковные праздники варить пиво и вино беспошлинно), не платил «тягло» – общегосударственный налог и т. д.[144] В результате большого числа подобных переходов стрелецкие приказы значительно увеличивались численно. В 1649 г. подобные переходы из посада в стрельцы были запрещены «Соборным Уложением» – новым кодексом законов Московского государства. В соответствии с новыми законодательными нормами те посадские люди, которые стали стрельцами, должны были возвратиться обратно в посады. Право остаться в приказе получал только третий сын в семье, при условии, что семья ушла в стрельцы еще до выхода «Уложения»[145].

Необходимо отметить, что доступ в сословие московских стрельцов посредством брака был ограничен «Соборным Уложением» 1649 г. Так, согласно этому кодексу, человек, бравший в жены посадскую девушку, сам становился посадским человеком[146]. Следовательно, браки таких девушек с молодыми стрельцами исключались, поскольку переход молодого стрельца в посад был невозможен по многим причинам.