Московские тени

В выходные, по утрам, он любил в одиночестве гулять по центру, слегка выпить и перекусить в каком-нибудь кафе, постучать по клавишам автомата – проиграть или выиграть рублей двести-триста. И та суббота началась обычно. Побродил по безлюдным еще, тихим улочкам Замоскворечья, единственного района города, где ему по-настоящему бывало уютно, спокойно; он выпил сто граммов коньяку в кафе «Вепрь», сыграл в покер у метро «Новокузнецкая» и проиграл две сотни. Вышел из полутемного, прокуренного зала, щурясь и размышляя, что делать дальше, чем дальше заполнить день. Кажется, старался вспомнить, будет сегодня футбол или нет. Можно было поехать в Лужники или Черкизово – на «Локомотив»…

Она шла в компании других девушек. Их было пять или семь – молоденькие, симпатичные, шумные. Спешили, даже подталкивали друг друга, и громко, все одновременно, что-то выясняли; он уловил – спорят, какой ресторан поблизости лучше.

Взгляд сразу нашел ее, зацепился, и он не мог и не хотел отвести его, еще не понимая, что в ней особенного, почему она. Но остальные, выше, стройнее, сразу стали для него какими-то полупрозрачными, блеклыми, почти невидимыми. Это потом, чуть позже, он отметил, что у нее вьющиеся черные волосы, что одета она в необычное, не по нынешней моде платье с пышным подолом, на ногах тоже немодные туфельки без каблуков. И лицо такое простодушно-восторженное, будто она совсем недавно осознала себя в этом мире и ничего еще, кроме хорошего, о нем не знает. Провожая ее глазами, Андрей полез в карман за сотовым телефоном, чтоб кому-нибудь позвонить, но вместо этого пошел. Пошел за ней.

…Нечасто, но случалось – или в метро, или на улице, в магазине, в лифте где-нибудь он видел девушек – они не обязательно бывали красивы или хотя бы симпатичны, – секундно увидев которых, он чувствовал: они близки ему, соединись, им будет хорошо вместе. По-настоящему хорошо. И всегда вспоминалась услышанная и поразившая его еще в детстве фраза про две половины, которые блуждают по земле в поисках друг друга… И вот иногда он встречал тех, в ком угадывал эту вторую свою половину. Ему даже казалось, что кто-то со стороны указывает: вот она, та, что создана для тебя, а ты – для нее, подойди! И действительно, он был уверен: заговори, познакомься, и она тоже поймет, что ты именно тот, кто ей нужен, с кем она будет счастлива. Но что-то маленькое и в то же время необыкновенно сильное в нем, то, наверное, что принято называть разумом, начинало ухмыляться, толкало, двигало ноги дальше по намеченному маршруту, и заодно убеждало, стыдило, а потом недоумевало и язвило: «Вот так бы перегородил ей дорогу и – привет, я Андрюша?! Да? И думаешь, она расцвела бы от счастья? В углу бы в лифте зажал? М-да, романти-ично!..» И он, подчиняясь разуму, терял ее, вторую свою половину.

Было время, когда он очень страдал после этого, психовал, раскаивался, даже приезжал на то место, где с ней встретился. Но через месяц-два-три встречалась другая девушка, в которой он угадывал то же самое, и постепенно таких, к его двадцати девяти годам, набралось около трех десятков, и он стал привыкать к этим встречам, к внутренней встряске и короткой борьбе с собой, и, в итоге, к провожанию ее взглядом. Ведь, действительно, как это? – взять и подойти в толчее метро, ринуться вдогонку по тротуару, ни с того ни с сего заговорить в тесном лифте, в очереди к кассе в супермаркете после рабочего дня. Глупо, нереально; так в плохих фильмах и книгах только бывает. Или в очень хороших…

И эта девушка в странном платье, с распущенными густыми волосами, румяная, смешливая, была из таких. Она была самой такой. Она встряхнула его сильнее прошлых, она обожгла, и он пошел за ней, он не мог не смотреть на нее в полупустом зале молодежного ресторанчика. Ее нельзя было терять. Разум что-то внушал и хехекал, старался поднять, увести. Но на этот раз он был слаб и немощен. И теперь, сидя за столом, вращая в руке полупустой стакан, Андрей лихорадочно выискивал повод с ней познакомиться. «Была бы одна, была бы она одна», – вертелась, давила остальные одна и та же, совершенно никчемная сейчас мысль-мечта…

Почувствовав его взгляд, девушки стали оборачиваться, заговорили тише, на лицах появилась тревога. «Ну вот, за маньяка приняли».

А если взять и прямо так подойти к ней и представиться, и сказать, что она самая лучшая? Хм, смешно. Да его просто засмеют эти девушки. Наверняка. И он сидел, не в силах на нее не смотреть, и понимая, что чем дольше так сидит, тем меньше у него шансов… Сейчас решит, в самом деле, что это маньяк, шизоид, и всё. Шарахнется в сторону, сожмется, если он подойдет.