Читаем Московские тюрьмы полностью

В подобных условиях, казалось бы, нечего ожидать нормального экономического роста. Но статистика утверждает, что определенный рост есть и даже неуклонный, поступательный. Каким чудом? Это творит чудеса принцип планомерности и пропорциональности, который на практике сводится к централизованному планированию от достигнутого или по базе. Каждый плановый период к достигнутому уровню прибавляется определенный процент — очень просто. В разных конкретных ситуациях, конечно, бывает всякое, но общая установка незыблема: рост, во что бы то ни стало рост. Выполнено задание на сто или двести или семьдесят процентов — на следующий календарный период этот уровень берется за базу. Бюрократическое уродство такого планирования очевидно: чем лучше сработаешь, тем больше потом запланируют. А соседнее предприятие, предусмотрительно не забегающее далеко за стопроцентную отметку, без особых усилий справляется с незначительным ростом планового объема. Поскольку фонды экономического стимулирования, премии зависят не от объема производства, а от выполнения планового задания, больше зарабатывает тот, у кого меньше план, другими словами, больше получает тот, кто меньше дает. Планирование от достигнутого дает рост, но это шаг вперед — два назад. По существу, поощряется сдерживание производства, накопление и утаивание резервов, чтоб не застали врасплох выкрутасы планирования. Честный хозяйственник всегда проигрыше.

В условиях эксперимента Щекинский химический комбинат, работавший под девизом «людей меньшей — продукции больше», ввел в действие все резервы, в два раза увеличил выпуск продукции, в три-четыре раза поднял производительность труда. Через несколько лет комбинат вернули на круги своя: опять стали планировать от достигнутого, а фонд зарплаты сократили по численности работающих. В результате, коллектив стал получать зарплату меньше прежней. Упал интерес к труду, а план достиг крайнего напряжения, и прогремевшее на весь мир предприятие скатилось в число самых отстающих в Тульской области. Конфузней не придумаешь.

В Барнауле на котельном заводе мне показали министерский документ, где вторая строка — возможный объем производства при мощностях, а первая — плановое задание, которое на 20 % превышало производственные мощности и подписи ответственных товарищей из Министерства. Главный экономист простонал только, что едет в Москву. Он будет не требовать, а просить, чтобы Министерство признало, что 2х2=4 и уменьшило бы задание до разумного предела. Вопреки всякой логике такие прошения далеко не всегда венчаются успехом. Предприятию оставляют заведомо нереальный план со всеми вытекающими для руководства и всего коллектива шишками. А на следующий год опять «от достигнутого». Предприятие надолго погружается в черную полосу неурядиц. Люди годами не видят премий, падает зарплата, разбегаются рабочие. В таких случаях искушенный директор идет на риск: резко срывает производственную программу, план выполняется, скажем, всего процентов на семьдесят. Разумеется, если директор не слетит с кресла, все равно получит большой нагоняй. Однако из зол он выбирает меньшее. Нагоняй был бы при любом невыполнении. Зато теперь план будет значительно уменьшен, а это несколько лет гарантированной передышки. А там опять повторить.

Бюрократическое планирование от достигнутого извращает саму идею плана, превращая его из метода регулирования в тормоз хозяйственного развития. Накапливаются, утаиваются неиспользуемые материальные и трудовые ресурсы, утрачивается личная и коллективная заинтересованность в результатах производства, процветает показуха и жульничество. Отсюда повсеместный неискоренимый дефицит. Легче перечислить, чего в достатке, чем-то, чего не хватает. Первая в мире лесная держава — и острая нужда в пиломатериалах и бумаге. Огромные запасы руд, мощная металлургия, — традиционная нехватка металла. Больше всех выращиваем хлопка и льна — и годами перебои в хлопчатобумажных и льняных тканях. Необъятные бассейны рек — и нет речной рыбы в продаже. Богатейшие нефтяные промыслы — и жестокий голод с горючим. Этот перечень можно продолжать до бесконечности, но проще пойти в магазин и спросить, например, колбасу, молоко, масло, сыр, чтобы стало понятно смущение, какое испытываешь перед статистикой, согласно которой все у нас в целом выполняется и перевыполняется.

Кто производит дефицит? Да тот же самый Госплан, который в титанической борьбе с дефицитом вынужден спасаться от него в закрытых спецмагазинах, чтобы прокормить своих сотрудников. Как будто нарочно создаются проблемы!

Планы на бумаге, дефицит на практике. Не Госпланом бы именовать, а Госдефицитом — настолько велика роль этого учреждения в образовании хаоса, который гнездится в самой природе нашего планирования.

Перейти на страницу:

Все книги серии Лютый режим

Московские тюрьмы
Московские тюрьмы

Обыск, арест, тюрьма — такова была участь многих инакомыслящих вплоть до недавнего времени. Одни шли на спецзоны, в политлагеря, других заталкивали в камеры с уголовниками «на перевоспитание». Кто кого воспитывал — интересный вопрос, но вполне очевидно, что свершившаяся на наших глазах революция была подготовлена и выстрадана диссидентами. Кто они? За что их сажали? Как складывалась их судьба? Об этом на собственном опыте размышляет и рассказывает автор, социолог, журналист, кандидат философских наук — политзэк 80-х годов.Помните, распевали «московских окон негасимый свет»? В камере свет не гаснет никогда. Это позволило автору многое увидеть и испытать из того, что сокрыто за тюремными стенами. И у читателя за страницами книги появляется редкая возможность войти в тот потаенный мир: посидеть в знаменитой тюрьме КГБ в Лефортово, пообщаться с надзирателями и уголовниками Матросской тишины и пересылки на Красной Пресне. Вместе с автором вы переживете всю прелесть нашего правосудия, а затем этап — в лагеря. Дай бог, чтобы это никогда и ни с кем больше не случилось, чтобы никто не страдал за свои убеждения, но пока не изжит произвол, пока существуют позорные тюрьмы — мы не вправе об этом не помнить.Книга написана в 1985 году. Вскоре после освобождения. В ссыльных лесах, тайком, под «колпаком» (негласным надзором). И только сейчас появилась реальная надежда на публикацию. Ее объем около 20 п. л. Это первая книга из задуманной трилогии «Лютый режим». Далее пойдет речь о лагере, о «вольных» скитаниях изгоя — по сегодняшний день. Автор не обманет ожиданий читателя. Если, конечно, Москва-река не повернет свои воды вспять…Есть четыре режима существования:общий, усиленный, строгий, особый.Общий обычно называют лютым.

Алексей Александрович Мясников , Алексей Мясников

Биографии и Мемуары / Документальное
Зона
Зона

Обыск, арест, тюрьма — такова была участь многих инакомыслящих вплоть до недавнего времени. Одни шли на спецзоны, в политлагеря, других заталкивали в камеры с уголовниками «на перевоспитание». Кто кого воспитывал — интересный вопрос, но вполне очевидно, что свершившаяся на наших глазах революция была подготовлена и выстрадана диссидентами. Кто они? За что их сажали? Как складывалась их судьба? Об этом на собственном опыте размышляет и рассказывает автор, социолог, журналист, кандидат философских наук — политзэк 80-х годов.Помните, распевали «московских окон негасимый свет»? В камере свет не гаснет никогда. Это позволило автору многое увидеть и испытать из того, что сокрыто за тюремными стенами. И у читателя за страницами книги появляется редкая возможность войти в тот потаенный мир: посидеть в знаменитой тюрьме КГБ в Лефортово, пообщаться с надзирателями и уголовниками Матросской тишины и пересылки на Красной Пресне. Вместе с автором вы переживете всю прелесть нашего правосудия, а затем этап — в лагеря. Дай бог, чтобы это никогда и ни с кем больше не случилось, чтобы никто не страдал за свои убеждения, но пока не изжит произвол, пока существуют позорные тюрьмы — мы не вправе об этом не помнить.Книга написана в 1985 году. Вскоре после освобождения. В ссыльных лесах, тайком, под «колпаком» (негласным надзором). И только сейчас появилась реальная надежда на публикацию. Ее объем около 20 п. л. Это вторая книга из задуманной трилогии «Лютый режим». Далее пойдет речь о лагере, о «вольных» скитаниях изгоя — по сегодняшний день. Автор не обманет ожиданий читателя. Если, конечно, Москва-река не повернет свои воды вспять…Есть четыре режима существования:общий, усиленный, строгий, особый.Общий обычно называют лютым.

Алексей Александрович Мясников , Алексей Мясников

Биографии и Мемуары / Документальное
Арестованные рукописи
Арестованные рукописи

Обыск, арест, тюрьма — такова была участь многих инакомыслящих вплоть до недавнего времени. Одни шли на спецзоны, в политлагеря, других заталкивали в камеры с уголовниками «на перевоспитание». Кто кого воспитывал — интересный вопрос, но вполне очевидно, что свершившаяся на наших глазах революция была подготовлена и выстрадана диссидентами. Кто они? За что их сажали? Как складывалась их судьба? Об этом на собственном опыте размышляет и рассказывает автор, социолог, журналист, кандидат философских наук — политзэк 80-х годов.Помните, распевали «московских окон негасимый свет»? В камере свет не гаснет никогда. Это позволило автору многое увидеть и испытать из того, что сокрыто за тюремными стенами. И у читателя за страницами книги появляется редкая возможность войти в тот потаенный мир: посидеть в знаменитой тюрьме КГБ в Лефортово, пообщаться с надзирателями и уголовниками Матросской тишины и пересылки на Красной Пресне. Вместе с автором вы переживете всю прелесть нашего правосудия, а затем этап — в лагеря. Дай бог, чтобы это никогда и ни с кем больше не случилось, чтобы никто не страдал за свои убеждения, но пока не изжит произвол, пока существуют позорные тюрьмы — мы не вправе об этом не помнить.Книга написана в 1985 году. Вскоре после освобождения. В ссыльных лесах, тайком, под «колпаком» (негласным надзором). И только сейчас появилась реальная надежда на публикацию. Ее объем около 20 п. л. Это третья книга из  трилогии «Лютый режим». Далее пойдет речь о лагере, о «вольных» скитаниях изгоя — по сегодняшний день. Автор не обманет ожиданий читателя. Если, конечно, Москва-река не повернет свои воды вспять…Есть четыре режима существования:общий, усиленный, строгий, особый.Общий обычно называют лютым.

Алексей Александрович Мясников , Алексей Мясников

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное