Читаем Московские тюрьмы полностью

Под эгидой пропорциональности на деле традиционно планируется диспропорция. Опережающее развитие тяжелых отраслей группы «А» по сравнению с так называемыми легкими, группы «Б», основных производств по сравнению с вспомогательными, промышленного строительства по сравнению с культурным и бытовым означает запрограммированное, хроническое отставание последних, недостаточные капиталовложения на выпуск товаров массового спроса, сельское хозяйство, дорожное, жилищное и культурное строительство. В этих сферах хуже условия и организация труда, меньше техники, ниже зарплата. Здесь выше текучесть рабочей силы, которая устремляется в более развитые отрасли, из сельской местности в города, из неблагоустроенных районов в более обжитые. Диспропорция наносит огромный ущерб всему народному хозяйству. Из-за некачественного ремонта простаивает основное производство: плохие дороги гробят транспорт и жгут горючее; на прорехи сельского хозяйства, строительства с промышленных предприятий внепланово отвлекаются огромные материальные и людские ресурсы, которые из рук вон плохо пользуются; из-за плохих бытовых условий некому работать на важных объектах, а дефицит товаров — одна из причин повального пьянства: куда девать деньги, кроме бормотухи и водки? Работники ориентируются не на труд, а на иные способы удовлетворения своих потребностей: приписки, воровство, использование производственных средств и рабочего времени в личных целях.

Отрицательные последствия плановых хозяйственных диспропорций всем очевидны, всем не нравится, по этому поводу масса партийно-правительственных постановлений, а воз и ныне там. По-прежнему доминирует стремление взять быка за рога. Важные хозяйственные проблемы по-прежнему решаются штурмом, наскоком, всеобщей мобилизацией без достаточного учета всех факторов, обеспечивающих оптимальное решение этих проблем и комплексное развитие всей экономики. В основе планирования остается деление хозяйственных объектов на ударные и неударные, основные и вспомогательные, главные и второстепенные, а это значит, что диспропорции и сопутствующие негативные явления определяют не только сегодняшний день, но и будущее. В сельском хозяйстве, например, с 60-х годов форсируется подъем животноводства. Повысили оплату, понастроили дворцы для скота, развернулась кампания резкого увеличения поголовья. И что же? Рогов и копыт стало больше, а мяса меньше. Скот нечем кормить — что возьмешь с голодного стада? Так не гнаться бы за поголовьем, а наоборот, сократить, чтобы прокормить оставшихся и повысить их продуктивность. Ясно как день: под рост поголовья надо оборудовать кормовую базу. Но это — капиталовложения. А их угрохали на пустующие дворцы. Денег на кормовую базу нет, зато есть директивы: каждая рогатая голова на строгом контроле партийных органов. Мычит в ответ захудалое стадо: фиг вам, а не молоко и мясо. От бескормицы и плохого содержания — массовый падеж. Скотникам наплевать. Кому нужна непродуктивная корова, только корм переводить. Для отчетности народят новых, чуть живых, отчитываются поголовьем, а там опять пускай дохнут. Памятниками бесхозяйственности стоят пустующие животноводческие комплексы, рассчитанные на тысячи голов, пустуют прилавки мясных и молочных отделов в торговле. Выброшены на ветер миллиарды капиталовложений — такова цена диспропорции между животноводством и растениеводством. Запущенная земля не родит. Даже лукавство статистики не сможет скрыть того факта, что продовольственное положение по ряду показателей хуже, чем 15–20 лет назад. Четвертый год стараниями уже четвертого генсека прикрывают этот срам продовольственной программой. Но программой сыт не будешь. Диспропорция между увеличением поголовья и отставанием кормовой базы по-прежнему дает о себе знать дефицитом основных продуктов питания.

Одна из главных причин дефицита в народном хозяйстве — антистимулы, порождаемые системой плановых показателей, директивный характер которых извращает интересы и цели непосредственных производителей. Действующая система планирования и экономического стимулирования ориентирует предприятие не столько на удовлетворение общественного спроса, сколько на выполнение директив. А это не одно и то же. Госплан планирует министерствам, предприятиям рубли, тонны, метры и прочие показатели, по которым оценивается их деятельность. В результате тонн и рублей в статотчетностни много, а товаров, продуктов на прилавках мало. Как же так получается? Да как и всё у нас: ловкость рук и никакого мошенничества Можно дать больше цифр и меньше реальной продукции. И не только можно — предприятие вынуждено так работать.

Перейти на страницу:

Все книги серии Лютый режим

Московские тюрьмы
Московские тюрьмы

Обыск, арест, тюрьма — такова была участь многих инакомыслящих вплоть до недавнего времени. Одни шли на спецзоны, в политлагеря, других заталкивали в камеры с уголовниками «на перевоспитание». Кто кого воспитывал — интересный вопрос, но вполне очевидно, что свершившаяся на наших глазах революция была подготовлена и выстрадана диссидентами. Кто они? За что их сажали? Как складывалась их судьба? Об этом на собственном опыте размышляет и рассказывает автор, социолог, журналист, кандидат философских наук — политзэк 80-х годов.Помните, распевали «московских окон негасимый свет»? В камере свет не гаснет никогда. Это позволило автору многое увидеть и испытать из того, что сокрыто за тюремными стенами. И у читателя за страницами книги появляется редкая возможность войти в тот потаенный мир: посидеть в знаменитой тюрьме КГБ в Лефортово, пообщаться с надзирателями и уголовниками Матросской тишины и пересылки на Красной Пресне. Вместе с автором вы переживете всю прелесть нашего правосудия, а затем этап — в лагеря. Дай бог, чтобы это никогда и ни с кем больше не случилось, чтобы никто не страдал за свои убеждения, но пока не изжит произвол, пока существуют позорные тюрьмы — мы не вправе об этом не помнить.Книга написана в 1985 году. Вскоре после освобождения. В ссыльных лесах, тайком, под «колпаком» (негласным надзором). И только сейчас появилась реальная надежда на публикацию. Ее объем около 20 п. л. Это первая книга из задуманной трилогии «Лютый режим». Далее пойдет речь о лагере, о «вольных» скитаниях изгоя — по сегодняшний день. Автор не обманет ожиданий читателя. Если, конечно, Москва-река не повернет свои воды вспять…Есть четыре режима существования:общий, усиленный, строгий, особый.Общий обычно называют лютым.

Алексей Александрович Мясников , Алексей Мясников

Биографии и Мемуары / Документальное
Зона
Зона

Обыск, арест, тюрьма — такова была участь многих инакомыслящих вплоть до недавнего времени. Одни шли на спецзоны, в политлагеря, других заталкивали в камеры с уголовниками «на перевоспитание». Кто кого воспитывал — интересный вопрос, но вполне очевидно, что свершившаяся на наших глазах революция была подготовлена и выстрадана диссидентами. Кто они? За что их сажали? Как складывалась их судьба? Об этом на собственном опыте размышляет и рассказывает автор, социолог, журналист, кандидат философских наук — политзэк 80-х годов.Помните, распевали «московских окон негасимый свет»? В камере свет не гаснет никогда. Это позволило автору многое увидеть и испытать из того, что сокрыто за тюремными стенами. И у читателя за страницами книги появляется редкая возможность войти в тот потаенный мир: посидеть в знаменитой тюрьме КГБ в Лефортово, пообщаться с надзирателями и уголовниками Матросской тишины и пересылки на Красной Пресне. Вместе с автором вы переживете всю прелесть нашего правосудия, а затем этап — в лагеря. Дай бог, чтобы это никогда и ни с кем больше не случилось, чтобы никто не страдал за свои убеждения, но пока не изжит произвол, пока существуют позорные тюрьмы — мы не вправе об этом не помнить.Книга написана в 1985 году. Вскоре после освобождения. В ссыльных лесах, тайком, под «колпаком» (негласным надзором). И только сейчас появилась реальная надежда на публикацию. Ее объем около 20 п. л. Это вторая книга из задуманной трилогии «Лютый режим». Далее пойдет речь о лагере, о «вольных» скитаниях изгоя — по сегодняшний день. Автор не обманет ожиданий читателя. Если, конечно, Москва-река не повернет свои воды вспять…Есть четыре режима существования:общий, усиленный, строгий, особый.Общий обычно называют лютым.

Алексей Александрович Мясников , Алексей Мясников

Биографии и Мемуары / Документальное
Арестованные рукописи
Арестованные рукописи

Обыск, арест, тюрьма — такова была участь многих инакомыслящих вплоть до недавнего времени. Одни шли на спецзоны, в политлагеря, других заталкивали в камеры с уголовниками «на перевоспитание». Кто кого воспитывал — интересный вопрос, но вполне очевидно, что свершившаяся на наших глазах революция была подготовлена и выстрадана диссидентами. Кто они? За что их сажали? Как складывалась их судьба? Об этом на собственном опыте размышляет и рассказывает автор, социолог, журналист, кандидат философских наук — политзэк 80-х годов.Помните, распевали «московских окон негасимый свет»? В камере свет не гаснет никогда. Это позволило автору многое увидеть и испытать из того, что сокрыто за тюремными стенами. И у читателя за страницами книги появляется редкая возможность войти в тот потаенный мир: посидеть в знаменитой тюрьме КГБ в Лефортово, пообщаться с надзирателями и уголовниками Матросской тишины и пересылки на Красной Пресне. Вместе с автором вы переживете всю прелесть нашего правосудия, а затем этап — в лагеря. Дай бог, чтобы это никогда и ни с кем больше не случилось, чтобы никто не страдал за свои убеждения, но пока не изжит произвол, пока существуют позорные тюрьмы — мы не вправе об этом не помнить.Книга написана в 1985 году. Вскоре после освобождения. В ссыльных лесах, тайком, под «колпаком» (негласным надзором). И только сейчас появилась реальная надежда на публикацию. Ее объем около 20 п. л. Это третья книга из  трилогии «Лютый режим». Далее пойдет речь о лагере, о «вольных» скитаниях изгоя — по сегодняшний день. Автор не обманет ожиданий читателя. Если, конечно, Москва-река не повернет свои воды вспять…Есть четыре режима существования:общий, усиленный, строгий, особый.Общий обычно называют лютым.

Алексей Александрович Мясников , Алексей Мясников

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное