Московские улицы. Секреты переименований

Босяк объявился через неделю. Он завел меня в сарай и, дружески похлопав по плечу, сказал: “Молодец, ты хорошо сделал, что выбросил это”. “А я не выбросил, вот они” – сказал я и отдал ему утенка. Он посмотрел на меня так, что я понял, что обрел друга. Он стал делить кольца и часы на две части, но я от предложенного отказался и попросил назад утенка. Он отдал его, пообещал заклеить и принести интересную книгу.

Слово свое он сдержал. Но на этом наше знакомство не оборвалось. Он стал приносить мне книги. Некоторые я помню до сих пор: книгу “На суше и на море” – рассказы о дальних странах, мореплавателях, разных приключениях, повесть про серебряные коньки, журналы “Нива” сборник “Золотое детство” с множеством иллюстраций и другие.

В часы, свободные от "работы” Гриша (так звали босяка) читал со мной книги в сарае, вставлял свои замечания. Ему нравились сильные, волевые люди. Иногда я приносил ему что-нибудь поесть. Наша дружба оборвалась неожиданно. Он исчез. Как я узнал потом, его схватили во время облавы на Сухаревке».

Еще один тип. «Помню одного балагура, торговца игрушками, он продавал чертиков в пробирке и весело потешал публику прибаутками вроде такой: “Смеется и улыбается и в членской книжке не нуждается!” Тут имелась в виду профсоюзная книжка, без которой в то время нельзя было получить работу.

Я был глубоко потрясен, когда он тут же, после того, как толпа схлынула, оставшись один, разбил пробирку, бросив на мостовую, взялся за голову и негромко проговорил: “Когда же конец этим чертям и этой чертовой жизни?”»

В заключение Нюренберг пишет о том главном, что он вынес из своих Сухаревских наблюдений. «В моей жизни Гриша сыграл значительную роль. Человек – тайна, вот что я тогда интуитивно стал чувствовать, а понял значительно позже, когда прочел Достоевского. Первый шаг к этому был сделан от Сухаревки и его обитателя – босяка Гриши.

Немало встречал я ярких описаний рынка и его обитателей. Все авторы и, в первую очередь, Гиляровский, стремились воссоздать колорит Сухаревки, описать, что-нибудь пикантное. Меня не это привлекало в Сухаревке уже с детства. Я проникся сочувствием к этим, казалось, отчаянно веселым, а на деле глубоко несчастным людям. Сухаревка дала мне много для понимания людей…»

В декабре 1920 года началось наступление Советской власти на Сухаревку, которая была объявлена «одним из главных очагов спекуляции». 10 декабря В.И. Ленин одобряет предложение председателя Московской потребительской коммуны, руководителя московской торговли А.Е. Бадаева ликвидировать Сухаревку, и 15 декабря постановлением Моссовета она была закрыта.

В одном из своих выступлений Ленин объяснил опасность Сухаревки для Советской власти и необходимость ее ликвидации. «”Сухаревка” закрыта, – сказал он, – но страшна не та “сухаревка”, которая закрыта. Закрыта бывшая “Сухаревка” на Сухаревской площади, ее закрыть не трудно. Страшна ”сухаревка”, которая живет в душе и действиях каждого мелкого хозяина. Эту “сухаревку” надо закрыть. Эта “сухаревка” есть основа капитализма. Пока она есть, капиталисты в России могут вернуться и могут стать более сильными, чем мы. Это надо ясно сознать».

Доводы Ленина против Сухаревки могли, конечно, убедить лишь кремлевских комиссаров, имевших пайки, пользовавшихся спецраспределителями, домами отдыха и санаториями. Иным было отношение народа. Эту бессмысленную акцию, осуществленную с помощью ЧК, и ее результат описывает в своем дневнике Н.П. Окунев:

«2 (15) декабря. Мороз около 15. Снегу мало.

С сегодняшнего дня наша знаменитая "Сухаревка”, первообраз всех российских “сухаревок”, – Сухаревка сухаревок – особым постановлением московского совдепа окончательно закрыта. Никакими товарами и продуктами – ни нормировочными, ни ненормировочными – торговать на ней с 15-го декабря нельзя. Предписано московскому ЧК всех явившихся продавцов арестовывать, а товар конфисковывать. Любопытствующие сбегались туда и мерзли целый день, наблюдая, да точно ли не будут торговать там, и к вечеру печально признавались, что Сухаревка действительно “закрыта”.

Полное смятение и недоумение в рядах и торговцев, и покупателей. В положение первых не все войдут, но критическое положение вторых вызывает всеобщее беспокойство. Как же быть, правда, тому человеку, который пайка не получает, кухни не имеет, в столовые не попадает; где же он купит теперь хлеба, мяса, масла, сапоги, перчатки, картошки, махорки и вообще всего необходимого? Как-никак, эта мера, предпринятая в видах полнейшего искоренения спекуляции, очень крута и неминуемо создаст эксцессы, о которых, вероятно, придется записать в свое время…

4 (17) декабря. Газеты полны статей о победе над Сухаревкой. Точно невесть какой враг сломлен! И уж такие перспективы рисуются теперь, вот он, рай социалистический, сейчас же и откроется для советских подданных! “Сухаревка – это гнойник на теле пролетариата…” “Сухаревка – это язва пролетарского государства…” "Сухаревская спекуляция погибла – да здравствует пролетарская система снабжения и распределения…” и т. д., и т. п....