Московские загадки

Никакого интереса к памяти писателя не проявляют и последние предреволюционные владельцы талызинского дома – камергер Двора, подольский уездный предводитель дворянства А.М. Катков и его жена, выполнявшая функции товарища председателя Комитета «Христианская помощь» Российского общества Красного Креста. Кстати, при Катковых в домовладении – усадьбе располагается принадлежавший им магазин «Русские вина», молочная лавка и частная лечебница внутренних и детских болезней С.И. Шварца. В 1909 году, одновременно с установлением на переименованном в Гоголевский Пречистенском бульваре памятника писателю, Катковы возводят на месте хозяйственного корпуса, помнившего Гоголя, еще один доходный дом (№ 7), спроектированный архитектором Д.М. Челищевым в псевдоклассическом стиле и соотнесенный по формам с главным усадебным домом. В самом же главном доме окончательно стираются следы гоголевской половины, и это несмотря на торжественное празднование юбилея писателя и установление на Арбатской площади нового памятника, – первоначальный монумент, один из лучших русских памятников работы скульптора Н.А. Андреева, был свезен во двор талызинского дома. После Октября вся усадьба отводится под жилье, и журнал «Огонек» восторгается тем, что в двух комнатах Гоголя нашли себе приют семь советских семей.

Только в 1966 году основной талызинский дом, восстановленный после устроенного в нем коммунального и учрежденческого жилья, был передан Городской библиотеке № 2. В 1975 году по настоянию общественности приемная и кабинет писателя, освобожденные от устроенного в них книгохранилища, открылись для показа, хотя и по сей день не имеют музейного статуса. Вопрос, нужна ли Москве старая усадьба, здесь неразрывно сплетается с куда более горьким вопросом: а нужна ли нам память о Гоголе?

Четвертая профессия

Как ни странны вам покажутся слова мои, – продолжал он, видя устремившееся на себя общее внимание, – но если вы решитесь выслушать небольшую историю, может быть, вы увидите, что я был вправе произнести их.

Гоголь. «Портрет»

Был рисунок, о котором велись давние споры. И была мечта о живописи, не сумевшая привлечь внимания исследователей.

Рисунок «немой» сцены «Ревизора» в представлении большинства современников принадлежал Гоголю. Сомнения пришли к историкам: других набросков писателя – для сравнения – не существовало. Отсюда гораздо более вероятным становилось авторство П.А Каратыгина. Актер много и постоянно рисовал, близко знал Гоголя и разбирался в его постановочных замыслах. Известным доказательством в его пользу становился и гротесковый характер сцены: П.А. Каратыгина отличала острая ироничность единственная посылка оставалась забытой – искусствоведческий анализ. Каратыгинские наброски говорили о не лишенном способностей и наблюдательности дилетанте, «немая» сцена являла собой образец профессионального мастерства. Даже среди известных художников так могли рисовать далеко не многие.

Мечта родилась в лицейские годы. В пятнадцать лет ее можно принять за детское увлечение: «Дражайший папенька, Вы, я думаю, не допустите погибнуть столь себя прославившим рисункам». Речь идет о присылке сравнительно дорого стоивших рам со стеклами.

Гоголь работает в достаточно сложной и требующей определенных навыков технике пастели, и он слишком дорожит тем, чего удается достигнуть: «Хотел бы вам послать несколько картинок, рисованных на картонах и сухими колерами, но некоторые из них еще не докончены, а другие, боюсь, чтоб не потерялись дорогою, потому что рисовка их весьма нежна». Спустя тринадцать лет автор «Ревизора» будет сетовать в письме В.А. Жуковскому из Рима: «…Будь я живописец, хоть даже плохой, я бы был обеспечен. Здесь в Риме около 15 человек наших художников, которые недавно высланы из Академии, из которых иные рисуют хуже моего; они все получают по три тысячи в год. Поди я в актеры – я был бы обеспечен: актеры получают по 1000 и больше, а вы сами знаете, что я не был бы плохой актер. Но я писатель – и потому должен умереть с голоду».

Академия художеств. Санкт-Петербург.