У Лели были родители-дипломаты, пять лет она прожила в Париже, где и вкусила впервые отравленное яблочко осознания собственного совершенства. Она и правда была чудо как хороша – истинная русская красавица. Треугольное личико, огромные серые глаза, умные и почему-то грустные (хотя ее характер принадлежал скорее к истерически-оптимистическому типу), густые русые волосы, достающие до крепких ягодиц. Все на уровне люкс – ноги, грудь, талия. Ей было всего тринадцать, когда она впервые попала на журнальную обложку.
На нашем курсе Леля была звездой. Она и выглядела как иностранка или даже как инопланетянка – изысканная красавица в экзотических нарядах, о которых мы тогда и мечтать не могли.
И вот однажды эта самая Леля была случайно застигнута нами в университетском женском туалете за престранным занятием – в незапертой кабинке она сидела на корточках, склонившись над унитазом, и тяжело дышала.
Сначала мы было решили, что красотке стало плохо. Я встревоженно воскликнула: «Лерка, беги за врачом!» – а моя подруга ответила: «А ты тогда побудь с ней, ее явно тошнит, она же может задохнуться!»
Но тут Леля повернулась к нам, и мы даже отпрянули от неожиданности – ее лицо было веселым и румяным, глаза задорно блестели и смотрели вполне осмысленно.
– Черт, я кабинку не заперла, что ли? – подмигнула она. – Вот вечно так. Но вы, девчонки, никому не говорите.
– Что именно не говорить? – растерялась я, подозрительно оглядывая пространство вокруг красавицы.
По крышке унитаза было рассыпано нечто, напоминающее стиральный порошок, а в руках Леля сжимала свернутый в тугую трубочку тетрадный листок.
Леля вполне могла воспользоваться нашей неопытностью, сказать: «Ничего, я пошутила» – и ликвидировать остатки зрелища, компрометирующего ее кристальную репутацию. Но в тот момент ей, по всей видимости, было море по колено.
– Ну вы даете! Кокс не пробовали, что ли? – усмехнулась она.
– Нет, – мы с Леркой синхронно помотали головами и в ужасе на нее уставились.
Конечно, уж совсем неискушенными нас нельзя было назвать – в конце концов, как будущие журналистки мы регулярно читали прессу, в том числе и бульварную.
– Кокс – это кокаин? – испуганно прошептала Лера.
– И нечего на меня так таращиться, – нахмурилась Леля, – нет, ну вы как будто вчера на свет появились! Все время от времени нюхают кокс. Для тонуса.
– Все? – скептически переспросила я.
– Все творческие люди, – презрительно уточнила Леля, смерив меня оценивающим взглядом. Словно прикидывала, отношусь ли я к таковым.
– Но это же вредно, – передернула плечами наивная Лерка.
– Да брось ты, – улыбнулась Леля, – вот я впервые попробовала кокаин четыре года назад. Мне пятнадцать было. В Париже, один человек дал попробовать. Мой любовник.
Как непринужденно у нее получилось это сказать – «мой любовник»…
– Если бы это было и в самом деле вредно, разве я смогла бы поступить на журфак?
И словно в доказательство своих слов Леля склонилась над унитазом и ловко втянула в ноздрю кокаиновую дорожку. Когда она подняла лицо, глаза ее блестели каким-то инопланетным светом.
И на следующий день, и через неделю мы все не могли выбросить случившееся из головы.
– Саш, а как красиво у нее получалось, правда? – вздыхала Лера.
– Это потому, что она сама красивая.
– Может быть… Хотя мне кажется, что ее внешность здесь ни при чем. Надо же, вот мы с тобой такие спокойные, а у других жизнь как в кино!
– Прекрати завидовать Лельке только потому, что она употребляет кокаин, – попробовала я ее вразумить.
– Ты не понимаешь. У нее другая жизнь. Она модель, такая красивая, известная. Она запросто может явиться с кокаином в университет и нюхать его в туалете, наплевав на всех.
– Слушай, если тебе так неймется, – не выдержала я, – давай купим немного кокаина. Попробуешь и успокоишься.
Я думала, что Лерка обернет все в шутку, но она неожиданно уцепилась за мою спонтанную идею.
– Ты это серьезно? Вообще-то, у меня и деньги сейчас есть. На пальто откладывала, но пальто может и подождать.
– Эй, Лер, вообще-то, я пошутила.
– А я – нет. Кашеварова, сама посуди, мы – будущие журналисты. Не можем же мы всю жизнь провести в тепличных условиях. Нет уж, наша работа подразумевает эксперименты, в том числе и над самими собой.
– Как ты все повернула в свою пользу, – восхитилась я, – и все равно идея бредовая.
– Как скажешь, – улыбнулась Лерка, – бредовая или нет, тебе надо решить одно: ты со мной?
Кто-то дал нам координаты некоего Паши, художника, по совместительству приторговывающего драгоценной белой пылью. Мы кидали монетку, чтобы определить, кто будет ему звонить. Каждая втайне надеялась, что честь договариваться с драгдилером выпадет не ей.
В итоге не повезло мне.
Паша поднял трубку после первого же гудка, словно целыми днями только и делал, что сидел на телефоне в ожидании новых клиентов.
– Да? – голос у него был низкий и решительный.
– Паша? – Мое сердце глухо колотилось где-то в районе щитовидной железы.
– Ну! Кто это?
– Вы меня не знаете, меня зовут Саша… Я хотела бы купить… Сами знаете что.