Московский бридж. Начало

После расправы над Телесиным совет перешел к более мелким вопросам. Дошло дело и до наших диссертаций. И они были утверждены единогласно.  Ведь никто не знал, что та антисоветская литература, которую распространял Юлиус Телесин, читалась нами от корки до корки.

*        *        *

После окончания Таллинского турнира 69-го года, уже где-то в начале 70-го, Вилен увиделся с Таней. Она зашла повидать своих друзей в ГАИШ. Там они и встретились. Зашла речь о Таллинском турнире. И Вилен сказал, что все это произошло потому, что Таня свела наши две компании, за что ей, мол, большое спасибо. И что теперь Таня будет считаться «бабушкой московского бриджа».

Таня рассказывала мне об этой встрече со смешанными чувствами. С одной стороны, я видел, что ей было приятно, что Вилен присвоил ей такое «почетное звание». Но с другой стороны, Вилен явно насмешничал над ней, намекая на Танин, можно сказать, преклонный возраст (особенно по сравнению с моим). Ведь ей тогда было уже 35 лет!

Окончательно Вилен расстроил Таню тем, что когда провожал ее, уже в дверях, сказал: «Привет Славе», а потом добавил: «Смотри… Ведь у него двое детей».

МОСКОВСКИЕ ТУРНИРЫ

За короткое время 1968 – 1969 годов нам стали известны, пожалуй, все или почти все группы московских бриджистов. В воздухе стала носиться идея организации московских соревнований. Я выступил с предложением проводить командные соревнования по квартирам, то есть играть там, где жили участники турнира.

Мысль моя была навеяна наблюдениями над тем, как художники-нонконформисты Москвы противостояли запретам властей на проведение выставок их работ.

Они выставляли свои картины у себя, в их московских квартирах. И по выходным дням умеренно многочисленные группы энтузиастов живописи ездили по Москве. И если ты каким-то образом узнавал о выставке картин хотя бы в одной квартире, то потом все было довольно просто: в каждой очередной квартире ты находил объявление с адресом следующей квартиры.

В январе 1967 года состоялась первая широкая выставка картин московских художников-нонконформистов. В выставке приняли участие двенадцать художников, почти весь цвет московского андеграунда: Оскар Рабин, Владимир Немухин, Лидия Мастеркова, Николай Вечтомов, Евгений и Лев Кропивницкие, Эдуард Штейнберг, Дмитрий Плавинский, Анатолий Зверев, Валентин Воробьев, Ольга Потапова, Валентина Кропивницкая. Выставка проводилась в клубе «Дружба», который принадлежал «почтовому ящику», где я тогда работал. И я, естественно, принимал участие в организации этой выставки. Был я и на открытии этой выставки, которое состоялось в воскресенье, 22 января. Хотя можно, наверное, сказать и так, что я был на закрытии этой выставки, поскольку она просуществовала всего несколько часов. Выставка была разогнана гэбэшниками в тот же день.

Я подозревал о разгоне еще накануне дня открытия. Поэтому-то и поехал в свой «ящик» в воскресенье, а не стал ждать до понедельника, когда я смог бы спокойно походить по залам в рабочее время. Но в воскресенье я уже был уверен на все сто процентов в том, что выставка будет немедленно закрыта, причем с большим скандалом. Думал я так потому, что около нашего сверхсекретного «ящика» в тот воскресный январский день удобно припарковались в большом количестве машины с вычурными иностранными очертаниями.  И я ожидал, что гэбэшники должны были действовать тогда решительно и жестко.

После разгона «выставки двенадцати» в клубе «Дружба» московские художники-нонконформисты приуныли, но не сдались. И квартирные выставки стали вполне стандартным и проверенным на практике мероприятием. Поэтому-то тогда моя идея с проведением турниров по бриджу по квартирам казалась мне вполне реальной.

Но так казалось только мне. Мой замысел поначалу вызвал скептическое отношение к нему у всех, с кем я говорил. Все считали это слишком сложным и практически неосуществимым. Альтернативные идеи предполагали какие-то помещения, которые нам начинали где-то «светить». Но я, видно, был более реалистичного мнения о советской власти, чтобы надеяться на то, что какие-то помещения у нас будут достаточно постоянными. Поэтому я все-таки решил попробовать «квартирный» вариант.

Идейная сторона была мне тогда уже ясна, и я начал с технических проблем. Сами карты, хотя и были в общем-то запрещены, изготовлялись и продавались повсеместно. Перебои (а точнее сказать, хроническая нехватка) могли возникнуть с чем угодно, включая ученические тетради, авторучки, школьные учебники. Но карты продавались везде и бесперебойно. Но вот чего у нас не было – это планшетов для карт.

Конечно, о том, чтобы достать такие же планшеты, какие были в Прибалтике, не могло быть и речи. Стало ясно, что их надо было каким-то образом изготовить самим.