Московский Джокер

Закончив этот разговор, президент России вызвал к себе помощника и протянул ему записку на так называемом президентском бланке: «Груз – распылить. Исполнители – те же, кто охраняет. Довести до среднего командного состава о переподчинении генералу Воронову».

Помощник чуть заколебался, но потом все-таки дописал еще одну строку и снова положил записку перед президентом.

Президент прочел: «Обоснование переподчинения для сред. ком. состава?»

И ответил через дефис: «Трагическая гибель генерала Толмачева. При исполнении служебных обязанностей».

Алекс и Карнаухов толкнули дверь, которая оказалась незапертой, и вошли в номер 12-А.

И тут же они поняли, что опоздали.

В нише около умывальника стоял, привалившись спиной к стене, окровавленный литератор Герб, как бы обнимая за плечи, а вернее, удерживая на ногах литератора Пафнутия.

Пафнутия тут же осторожно уложили на пол, освободив, таким образом, Герба от его страшной ноши.

Хотя Герб и оказался абсолютно невредим, а кровь на нем была не его, а Пафнутия, все-таки охотник за детективными сюжетами находился в настоящем шоке.

– Я… вот тут стоял… за шторкой. Мы думали… интересно, как он поведет дело с Пафнутием. Все-таки настоящий шпион, разведчик, или как его там? Видишь, Алекс, какие дела, нам и стало интересно. А тот и говорить ничего не стал. Как вошел, Пафнутий ему только начал чего-то заправлять, в смысле, что я вам ваши документы отдал, а теперь, мол, мои гоните. А тот только как будто бы удивился. Мол, я не против, но зачем они вам? Или, как же это он сказал? Зачем они теперь вам? Ну да, именно теперь. А потом сразу как развернулся и ка-ак врезал Пафнутию. Пафнутий на шторку и повалился. А за шторкой я. Он бы добил, Алекс. Он пошел на него добивать. Но тут увидел меня. Он не знал, что я тоже литератор. Ну, то есть, что у меня нет оружия. Иначе он бы добил нас обоих. Это так, Алекс. Я видел его лицо, это зверь.

– Куда же он делся? – спросил Алекс, который видел, что Пафнутий, хоть и серьезно ранен, но жизнь его, скорее всего, вне опасности. Разум Герба тоже, хоть и был основательно потрясен, но в основном оставался на своей орбите.

– Вон туда побежал, – показал Герб в сторону шкафа, – там и исчез.

– Значит, по-твоему выходит, что он сейчас в шкафу этом сидит?

– Качумай, братишка, – подал свой скромный голос Карнаух. – Там на заднюю стенку выведена дверь внутреннего лифта. И он сейчас едет в этом лифте вниз, на четвертый уровень.

– Точно, – опять на грани истерики забормотал Герб. – Я еще удивился: когда он в этот шкаф заскочил, как будто что-то загудело. Вот это он и поехал.

– Когда это произошло? – спросил Алекс.

– Да прямо перед вами. Минуты не прошло.

– Что такое внутренний лифт? – обратился Алекс к Карнауху.

– Если он им воспользовался, то другой уже нет. Неизвестное количество степеней защиты. Ни ломом, ни гранатометом. В крайнем случае можешь взорвать и разворотить. Но не использовать. Тут только знание. И я думаю, что в обмен на какие-то посулы, допустим, присвоить Марло такую же должность, как у тебя, Мартин все ему и передал.

– Что все?

– Прежде всего коды. Как, например, запуска и блокировки внутреннего лифта.

– И что же он теперь, неуловим и всемогущ?

– Я так не сказал.

– Тогда скажи.

– Сначала скажи ты: что ты хочешь?

– Взять американца. Это еще возможно?

Они подошли к шкафу, и Алекс убедился, что Карнаух знает, что говорит. Раскрыв переднюю дверцу, Алекс убедился, что у шкафа отсутствовала задняя стенка, а вместо нее тускло поблескивала металлическая дверь. Это, разумеется, и была непреодолимая для непосвященных дверь внутреннего лифта.

– Есть одна возможность, – нерешительно начал Карнаух.

– Говори.

– Не то, чтобы опасно, а…теоретически.

– Что значит?

– Говорят, что так можно. Но живых экземпляров, которые этим воспользовались бы, я лично как-то не встречал.

– Я – пока еще живой. А экземпляр или нет, увидим потом.

– Тогда поехали наверх. Под самый кумпол.

Они поднялись еще на десять этажей и вышли на «чердак», размером, может, чуть поменьше стадиона. Над ними, наподобие готического собора, возвышался шпиль высотного здания, о необходимости и эстетической оправданности строительства которого в сороковых годах шли жаркие баталии в московских архитектурных кругах. Наверх вела только пожарная лестница, и подняться предстояло на высоту нескольких десятков метров.

Они, не теряя времени, начали подъем, и метров через двадцать достигли промежуточной площадки.

– Ты как? – спросил Карнаух.

– Нормально. Значит, ты говоришь, что там я его найду?

– Можешь найти. Всего лишь можешь. Если повезет. Я же тебе сказал, под самым шпилем – оконечность резиновой колонны. Резинового прохода, гигантского шланга, можешь назвать это как угодно. Конец выведен под самый верх. Но он сплющен. Так что без посторонней помощи там нечего и делать. Мы с тобой вдвоем раздвинем резиновые губы, потом я буду их удерживать, а ты в это время проскользнешь внутрь.

– Это мне все примерно ясно. А вот что потом?

– Когда потом? Ты, паря, говори, да не заговаривайся.