Московский Джокер

Апартаменты, куда они вошли, состояли из двух комнат. В первой не было ничего, кроме стола с телефонным аппаратом, стула и табуретки. Из-за приоткрытой двери второй виднелись только чьи-то ноги, в форменных брюках, но без обуви.

«Напарник, что ли, отдыхает», – мимолетно подумалось Никонову. Но тут же ему стало не до мимолетностей.

Его грубо, с силой надавив сверху на плечо, усадили на табуретку. Затем один из них, тот, что остановил его на дороге, остался стоять у него за спиной, а второй уселся за стул, немного комически изображая неторопливостью всех движений большое начальство.

Но все комическое в этой сцене кончилось очень быстро.

– Ну что, следак, давай знакомиться, – как будто вполне спокойно сказал тот, что сидел напротив Петра за столом. Но уже в следующий момент голос его взвился до визга и поросячьей истерики: – Ах ты кум гадский! Мрак вонючий!..

И. мгновенно выросши над столом, он ударил своим правым шатуном Никонову промеж глаз. В последнюю долю секунды Петр успел как бы мотнуть головой вбок, и только это спасло его переносицу от того, чтобы быть сломанной и вдавленной внутрь.

Но избежать остального это не помогло. От страшного удара Петр опрокинулся вместе с табуретом и, отлетев на пару метров, покатился по полу. Когда движение прекратилось и он приоткрыл глаза, то снова увидел те же ноги без обуви, принадлежавшие кому-то, валявшемуся во второй комнате.

Но теперь, подкатившись почти вплотную к ним, он увидел и вторую пару ног. Истина открылась Никонову, но, как это и частенько случается, произошло это слишком поздно. Во второй комнате лежали не напарники этих двух, а их жертвы. И они не спали, а если уж точнее, спали вечным сном. Их окровавленные тела – это и было все, что осталось от действительного поста ГАИ. Захваченный двумя бандитами совсем недавно, он превратился теперь в свою противоположность – в мощный источник опасности и хаоса.

Когда на Киевском вокзале Воронов в последний момент вскочил в электричку, Гриша-маленький и его брат, хотя и отстали от него вагонов на пять, но успели сделать то же самое. Олега спасло то, что электричка была битком забита народом. К тому же братья, разгоряченные погоней, избрали неправильную тактику ее продолжения. Несмотря на живую стену из тел, заполнявшую тамбуры и проходы вагонов, они все-таки попытались пробиться вперед, не дожидаясь остановки.

Но их усилия, сопровождаемые руганью и даже тычками со всех сторон, привели лишь к тому, что они все-таки оказались остановленными и затертыми посреди первого же вагона. То есть, того самого, в который они успели запрыгнуть. Против физики не попрешь, а уплотняться народу впереди было решительно некуда. Тогда они решили дождаться остановки в расчете на то, что кто-то впереди выйдет, и они смогут возобновить свое продвижение.

Но не на первой, не на второй остановках никто не вышел. Наоборот, еще снаружи пытались присоединиться к едущим, чуть ли не с разбега трамбуя людей, заполняющих тамбур.

Осознав, что, впаянные в айсберг из пассажиров, они могут уплыть аж до Серпухова, братаны пустили в ход кулаки и локти, протискиваясь в обратном направлении. По возможности им отвечали тем же. Наконец, они кое-как протиснулись в тамбур, и двери открылись на очередной остановке. Гриша-маленький, сметая все на своем пути, выскочил на перрон и уже хотел было бежать вперед, к вагону, в котором находился Воронов. Но братка все еще вырывался изнутри, преодолевая встречный поток людей, которые ринулись на посадку.

Гриша ухватил его за руку и рванул что было сил. Наверное, брату еще кто-то хорошо поддал сзади, потому что он с внезапно обретенной скоростью полетел на Гришу. Оба повалились на перрон, кляня на чем свет стоит непреоборимую силу народных масс. Но пока они поднимались на ноги и прикидывали, куда им теперь бежать или прыгать, двери электрички тупо сошлись, рассекая человечество на две половины: на тех, кто ехал дальше, и… на остальных.

Попавшие во вторую половину бандиты для начала побрели, конечно, на пристанционный пятачок, где взяли по тройке хорошего дорогого пива «Балтика». Но, по большому счету, даже если бы они приняли по дюжинке темного «Афанасия», это не привело бы их в радужное настроение. Оба понимали, что оборвались они прилично. И дело даже не в упущенном фраере, которого, конечно, пристукнуть было бы самым правильным. Но насколько это исправило бы основной непорядок?

Грише неделю назад заказали базар на сквере. Ходить среди фраеров и бакланить, что такого человека, как Марло, положили ни за что. И что по этому поводу никто не может отказать ему, Грише-маленькому, в стакане вина. Не по-людски это будет – не помянуть покойника.

Заказ как заказ. Мало ли, о чем иногда могут попросить те, кому это надо. Может быть, он бы его и не взял, ведь не нами заповедь дана, что по базару отвечать надо. Но этот мужичок, которому это надо было, подвалил к нему, конечно, не от себя. От самого Круглого подошли тогда к нему ребята и бесхитростно попросили: «Слушай, уважь человека».